Четверка
Шрифт:
– Один пойдешь, спустишься вниз, пройдешь три поворота налево, потом по лесенке деревянной наверх поднимешься прямо в келью князя. Там его и увидишь, не ошибешься. И я, конечно, могу сказать: не спеши, сразу не перегори, - но помни, что завтра мы можем и не вернуться, - сказала девушка.
– А я пока к центральному входу пойду открыто - глянуть, какому великому гостю храм распахнул ворота.
– Почему великому?
– не удержался от неуместного вопроса целитель.
– Скорее, враги князя вашего решили проведать, жив ли еще.
– Может и враги, но никого к князю жрецы сейчас все равно не допустят. Да только и не всякому врагу светильники храм в полночь зажжет, да стражу двумя рядами выстроит. А значит, поспешить
– Она обняла за плечи братьев Снегиревых и решительно направилась к храму.
Открывался тайный ход просто - стоило Видяну обвести непонятным знаком два из растущих в изгороди кустов, как участок земли под ними медленно отполз в сторону. Знак был похож на уложенную набок восьмерку, незамкнутую по центру, и казался несложным только на первый взгляд. У Сашки он получился только с третьего раза.
– Руной Вечность откроешь ход в келью. И не забудь замкнуть так же, - сказал Видян.
– И обратно когда пойдешь, лаз наружу руной откроешь,
Видян встал возле открытого люка, поднял амулет, что-то нажал и исчез. Немного потаращив глаза в темноту в тщетных попытках разглядеть напарника, Сашка неохотно полез в провал, больше всего опасаясь, что ошибется в подсчете поворотов. Да и уточнить бы, надо ли сворачивать в эти повороты или проходить мимо. Беспокоился он напрасно, да и не о том. Стоило спрыгнуть вниз, как крышка люка вернулась на место, и он оказался в кромешной тьме. А у него теперь не было даже мобильника, и ночное зрение не прокачано.
Сашка хотел было крикнуть, окликнуть Видяна, но случайно сделал шаг вперед, и на стенах сразу зажглись ближние факелы. Фотоэлемент или магия?
– глупая мысль сразу ушла: Сашка издалека увидел первую развилку и сразу свернул налево. Коридор, ведущий в княжескую келью, оказался чистым, светлым и ухоженным. Землю укрывал дощатый настил, стены и потолок были аккуратно выложены серым камнем, факелы, закрепленные на стенах, бесшумно вспыхивали при приближении парня и немедленно гасли за его спиной. Третий поворот привел целителя к деревянной лесенке, ведущей наверх.
Келью пропитывал тяжелый запах болезни. Не только стены, но и пол и потолок здесь были каменными и мрачными. Изможденный седой старик, вытянувшийся на широкой деревянной лежанке, с трудом поднял тяжелые веки, услышав шаги и так же равнодушно закрыл глаза, не проявив никакого интереса к появлению нового лица.
– Эй, дед, это ты князь?
– шепотом спросил Сашка. После всех сегодняшних приключений очень не хотелось ошибиться. Спасение какого-нибудь левого старца ему точно не зачтут. А грязные нечесаные волосы, полотняная роба и взъерошенная борода больше подошли бы какому-нибудь юродивому, чем могущественному Светлолереченскому князю. Сашка невольно вспомнил холеного и лощеного княжича. Он даже решил, что князя вполне могли подменить, но ведь не для того он сюда лез, чтобы, ничего не сделав, повернуть обратно? В крайнем случае, хоть потренируется.
Сашка приблизился к лежанке и, протянув руки к телу больного, уже привычно обратился к магии. Но в этот раз все было иначе. Стоило белому сиянию окутать руки, как из груди больного навстречу ему хлынула мгла. Зеленая полоска маны начала стремительно уменьшаться. Парень отшатнулся, но не сдался, упрямо продолжая сливать ману и бормоча привычный спелл: "Исцелись, чертова зараза, блин, ну же, исцелись!".
Белый свет исцеления и черная хрень сомкнулись в воздухе по какой-то неровной границе и стали, как показалось Сашке, взаимоуничтожаться, отъедая друг от друга куски и выбрасывая хищные протуберанцы в чужие владения. Целитель заметил, что один такой белый лепесток прорвался вперед, пробил прореху в черноте и почти достиг тела старикашки. И Сашка, собрав остаток маны, - ее оставалось от силы процентов сорок, -всю ее выплеснул в поддержку этому, самому отчаянному и успешному первопроходцу, подводя его к заветной цели. И усталый и невероятно счастливый от своей маленькой победы, упустил момент, когда ответный посланец мглы коснулся рук неосторожного смельчака. Тело как будто обожгло кислотой, голову пронзил резкий всплеск боли, и Сашка, стремительно теряя силы, рухнул на пол и впервые в жизни потерял сознание.
Он так и не заметил, как больной старик снова медленно приоткрыл глаза, пошевелил руками в поисках опоры, и, не найдя ее, глухо застонал. Несколько минут полежал неподвижно, отдыхая, потом вновь собравшись с силами, чуть приподнялся и позвал:
– Ферапонт! Где тебя носит, неладный?
Дверь в келью приоткрылась, и в проем, пригнувшись, вошел медвежеватый мужик лет пятидесяти самого простецкого вида, с нитками седины в бороде и волосах.
– Неужто очнулся, князь - батюшка! Уж, по правде, и не чаяли даже, - с искренней радостью пробормотал мужик, бросаясь к старому князю, и подхватил его под руки, помогая сесть и устроиться поудобнее. На его крестоьянском лице выделялись широко расставленные крохотные глазки, в которых, однако, светился природный ум и плутоватая хитринка.
– Тише ты, не шуми, - одернул слугу князь Борислав.
– Где это я? Давно занедужил? Отчего ничего не помню?
– Да, почитай пятую седьмицу в Храме всех богов, княже, - еще тише отозвался Ферапонт.
– Хвороба колдовская тебя почти в могилу свела, да видно порадели боги, надо бы Яриле и Роду дары на алтарь вознести.
– И с этим погоди, - строго одернул его князь, задумчиво оглядывая скудное убранство кельи.
– Не бывает так, чтобы боги сами колдовские хвори исцеляли, людскими руками они добрые дела творят. А что за отрок там лежмя лежит, служка?
– Никого сюда из волхвов не допускали. Самолично я службу у кельи нес. Другого пути не ведаю. А коли пробрался сюда мимо меня, так вор. Или убийца!
– А коли убийца мальчишка, хоть и не похож, скорее из родовитых, - князь внимательно вгляделся в лицо паренька, свернувшегося в клубок на каменном полу, словно от сильной боли, - так отчего меня вдруг хвороба отпустила? Или то жертву, богам угодную кто принес? Он, вроде, уже и не дышит даже.
Ферапонт, повинуясь знаку хозяина, склонился к мальчишке и, ухватив за плечо, потряс так сильно, что голова беспамятного несколько раз безжизненно мотнулась взад и вперед, а из горла вырвался слабый хрип. Но парнишка так и не очнулся.
– Жив, злодей-то, - с удовлетворением сказал князь Борислав.
– Ты это, Ферапонт, оковы на него надень, чтобы не вырвался, да в свободную келью, по соседству, примости, чтоб никто не видел. Коли не помрет, позже сам допрошу. А ты пока поесть мне принеси, да об исцелении моем никому не слова.
Некрасивую, высокую и тощую вдову с двумя белоголовыми сынишками, пришедшую, завидев огни, чтобы поклониться алтарю Лады, стражники пропустили в Храм без лишних вопросов. Высокие заморские гости, принесшие щедрые дары Роду, не возражали против присутствия других богомольцев, и Мариоанна заметила еще с десяток верующих у других алтарей. От центрального входа они с мальчишками сразу свернули направо к усыпанному цветами алтарю Лады. В то время, как братья с жадным интересом озирались вокруг, раздумывая, что бы возложить на алтарный камень, учительница неотрывно глядела вслед стройной блондинке в зеленом бархатном платье, украшенном богатым золотым шитьем, в окружении свиты идущей к камню Ярилы. Красивое, немного хищное лицо заморской гостьи казалось смутно знакомым, но не по встречам, нет, - Мариоанна тщетно напрягала память, пытаясь сообразить, где видела яркие насмешливые глаза, чуть крупноватые губы, едва заметную высокомерную пренебрежительную усмешку. От напряжения она даже задала вопрос вслух: