Четверо из России
Шрифт:
Мы с Димкой налегли на весла и скоро выехали на широкий плёс. Куда же дальше? Вправо от нас шла речка, влево тоже была речка, но вдали она сливалась с каким-то озером. Я посмотрел на карту, которую начертил Отто, и понял, что надо плыть прямо.
На левом и особенно на правом берегу все время виднелась колючая проволока – видимо, мы плыли вдоль немецких концлагерей. Кое-где возвышались деревянные вышки, с которых, наверно, смотрели пустые глаза гитлеровцев. И везде колючая проволока не доходила до реки, а кончалась где-то в болотах, вроде тех,
– Эх, пообедать бы! – сказал я.
Мы проголодались, но надо было уплыть как можно дальше.
– Ничего, не маленький, не умрешь! – ответил Димка и снова приналег на весло.
Послышался гул, и двойная шеренга самолетов прошла куда-то в восточном направлении, очевидно, на фронт. Самолеты шли низко, и хорошо были видны черные кресты у них на хвостах.
Уже к вечеру, измученные донельзя, с натруженными руками, мы пристали к лесистому берегу. Где-то левее мелькали огоньки не то села, не то города.
Я посмотрел на схему и убедился, что мы находимся против города Вольштин.
Для нас город'a были страшнее пустыни, и поэтому мы решили, несмотря на тучи кровожадных комаров, переночевать здесь, на берегу. Вытащили из лодки нашего раненого, рюкзаки. Димка нашел в корме топорик и нарубил в лесу веток, на которые мы и уложили Левку.
– А ну, ребята, давайте сюда топливо! – как можно бодрее крикнул я, хотя сам валился от усталости.
– А не опасно? – спросил предусмотрительный Димка.
– Ничего.
Скоро у нас вспыхнул костер, Белка сбегала с котелком по воду, поставила ее на огонь.
– Чем будешь кормить, хозяйка? – спросил Димка. В свете костра он казался большим и сильным мужчиной.
– Думаю вскипятить чай, – усмехнулась Белка (она усмехнулась потому, что все знали: никакого чая у нее нет). – А поужинаем сыром.
Разостлав на ветках полотенце, Нюра вытащила сыр и маленький кусочек хлебца:
– Ешьте сыр! Хлеба осталось чуть-чуть. Так что хлеб будет есть только Левка.
– Что ты – все Левка, да Левка! А я, может, не хочу хлеб? Может, мне сыр нужен?
– Большое Ухо, ты же у нас больной, – погладила Нюра Левку по голове. – Ешь, пожалуйста, и хлеб и сыр.
– А я один не буду… – упрямо твердил Левка.
– Давай еще голодовку объяви! – спокойно возразил Димка.
Мы все расхохотались. Смеялся и Левка:
– А что? И объявлю. Вот попробуйте меня тогда вылечить.
– Вылечим, Федор Большое Ухо, вылечим.
Белка принесла котелок кипятку, и Димка стал его отхлебывать, чтобы не так сухо было во рту от сыра.
Все больше холодало. От воды поднимался туман. Тучи комаров звенели над нами. Белка стала укутывать Левку в какие-то рубашки и заваливать ветками. Димка принес еще охапку хвои, расстелил у костра и лег спать. А я пошел к лодке и улегся на корме. Нельзя же было оставлять наш транспорт без присмотра – еще кто-нибудь угонит.
Вверху снова загудели самолеты. Судя по удаляющимся красным огонькам, они шли на восток.
К
К. Симонов. «Три брата»
Ночь прошла спокойно. Я проснулся оттого, что мне стало холодно, а когда поднялся, почувствовал холод сильнее. Я просто весь дрожал и поспешил к серым остаткам костра, в которых тлела головешка. Дрожа так, что зуб на зуб не попадал, принялся раздувать угли. Наконец мне удалось разжечь костер, и я присел перед ним, рассматривая свои несгибающиеся ладони. Как мы поедем дальше? Мои руки, да, наверно, и Димкины, избиты камнями, истерты до крови во время вчерашнего путешествия.
Ребята спали. Левка лежал, заваленный ветками, рядом прижались к нему Димка и Белка. Их просто жаль было тревожить.
Дунул легкий ветерок и всколыхнул над водой плотное одеяло тумана. Откуда-то издалека донесся продолжительный заводской гудок.
– Поехали, – стал трясти я Димку.
Ребята быстро собрались, погрузились. Чтобы не так болели руки, я предложил Белке править, а мы с Димкой стали грести. Жгучая боль в ладонях принуждала нас морщиться и поминутно бросать весла.
– Белка, – не выдержал, наконец, Димка, – у тебя не найдется, чем перевязать руки? Страшно болят!
Нюра обмотала какими-то тряпками нам руки, и мы снова взялись за весла. Из тумана выглядывали лодки, выстроившиеся вдоль берегов. В них маячили фигуры удильщиков, ждущих клева. Иногда мы видели женщин, которые так же молча, сосредоточенно глядели в воду. Крепко же прижало немцев, если и женщины бросились ловить рыбу!
Вверху туман рассеялся, выглянуло солнце. Рыбы засверкали в его лучах, выбрасываясь из воды. Вдоль реки потянулись космы тумана. Дунул свежий ветерок, вода сморщилась, и мы быстро устремились вниз по течению.
– Где-то город, – проговорил я, все еще корчась от холода. – Видите, сколько немцев рыбачат!
– Жми, Вася, пока нас не зацапали, – подхватил Димка, налегая на весло.
Руки уже болели меньше, стало теплее, и жизнь не казалась нам теперь такой плохой. А Белка сидела на корме, сжав руки и втянув голову в плечи, бледная, с дрожащими губами. Она все еще мерзла, и я предложил ей погрести, чтобы чуточку разогреться. Белка взяла у меня весло и неловко, по-девичьи, стала взмахивать им, то и дело поднимав фонтаны брызг.
– Сменить? – внимательно посмотрел я на нее.
– Погоди! Я еще не научилась…
Солнце поднималось выше, туман исчез, становилось теплее. Я сменил Белку у весла, и она пересела на корму, раскрасневшаяся от гребли. Мало-помалу река очистилась от лодок, и мы поплыли по ней, согревшиеся и готовые плыть хоть до самого дома.
Вдруг одна невероятная мысль обожгла меня. Как я мог забыть? Мы спокойно плывем в лодке, которую похитили у этого Штрауса. А ведь он, очевидно, уже сообщил о пропаже и сейчас нас ищут по всей округе, как воров. Что делать?