Четверо с базарной площади
Шрифт:
Поплавок рвануло вниз, а Генка рванул удочку вверх, и леска, просвистев в воздухе, запуталась на кустах. Генка обломал несколько веток и, горя желанием не упустить здоровущую рыбину, в спешке так перепутал всю леску, что где начало, где конец — разобрать уже нельзя было.
Генка дергал за одну петлю, за другую и насадил на крючок собственную ягодицу.
В этот знакомый каждому истинному рыбаку момент, когда охватывает бешенство, возьми и появись Катя.
— Вот ты где! — обрадовалась она. — Думаешь, спрятался?
— Уйди! — крикнул ей Генка.
—
Генка в ярости оттолкнул ее концом удилища.
Больно оттолкнул…
Она согнулась, обхватив руками живот, и сначала захлопала глазами, потом заплакала. Заплакала тихо, как плачут несчастные.
Генка бросил удочку и подбежал к ней. Генка сел рядом с ней на землю и стал, как помешанный, гладить ее по волосам.
— Катя! Катя! — говорил Генка. — Катя, я нечаянно! Катя, я больше не буду… Катя!
Вот как говорил Генка, потому что оказался слабым.
И даже об этом случае сестра не сказала дома.
А удочка Генкина уплыла. Но ему почему-то не жалко ее было ничуть.
Полковник
Вся квартира однорукого полковника была заполнена книгами. Книги глядели сквозь стеклянные дверцы шкафов, с полок вдоль стен, со стола. Благодаря этим книгам друзья и познакомились с полковником. Они даже в городскую библиотеку перестали ходить. Зачем? Когда рядом есть почти собственная и ройся на полках сколько твоей душе угодно. Правда, рылись только Фат и Генка. Слива, давно решивший стать самым образованным человеком в мире, считал необходимым для себя одолеть всю литературу, что была издана за последние пятнадцать — двадцать веков. Поэтому он изобрел свою систему выбора книг. Он начал с верхней полки, что была первой налево от входной двери, и решил двигаться вокруг комнаты по часовой стрелке, не пропуская ни одного томика. Другими словами, он лишил себя какого-нибудь выбора. И осилил таким образом даже «Войну и мир» Толстого. Потом Слива сознался, что ничего хорошего в этой книге не нашел: про войну написано здорово, а вот мир получился нудным.
Кстати, последний томик романа учительница Эмма Викторовна отняла у Сливы на уроке математики, велела прийти в школу с матерью. А это для Сливы что нож острый. Слива побежал каяться к полковнику. Полковник ничего ему не сказал, но приколол на грудь свои боевые ордена, которые всегда прикалывал, изредка выходя на улицу, и пошел в школу. Что он говорил Эмме Викторовне — осталось тайной, но дело о чтении на уроках тем и закончилось для Сливы.
Еще у полковника был патефон, а это просто великое изобретение, особенно если ставить пластинки с частушками или стихами.
Брожу ли я вдоль улиц шумных…Так и кажется, что сам Пушкин рассказывает для тебя.
Наконец, последним и едва ли не самым драгоценным богатством
Семья полковника погибла во время войны, и жил он один на один со своими сокровищами.
Друзья, чтобы не надоедать ему, старались наведываться не очень часто, ну — раз в два дня примерно, а если каждый день, то ненадолго…
Генка постучал: сначала тихонько, потом громче, потом еще громче и совсем громко.
— Кто? — спросил полковник.
После ранения слышал он плохо, и стучать к нему надо было очень громко, но Генка, Фат и Слива из вежливости всегда стучали в три-четыре этапа: от самого тихого до самого громкого.
— Это я, Генка! — крикнул Генка.
Щелкнул замок.
— А, — сказал полковник, — соседи. Что-то вы забываете обо мне. Ну, рассаживайтесь или расстанавливайтесь. Словом, делайте что хотите. Есть какие-нибудь новости?
Правый глаз полковника наискосок перетягивала черная лента.
Фат, как бы невзначай, тут же оказался рядом с кроватью, над которой висела шашка, и незаметно потрогал пальцем серебряную чеканку. Генка и Слива пристроились на стульях возле книг.
— Это мы так… — сказал Генка. — Проведать. — Потом спохватился: — У меня к вам вопрос!
Фат и Слива разом вытаращились на Генку: подумать только — у человека имеется вопрос, а они даже не знали.
Генка поерзал на стуле, кашлянул, чтобы говорить громче.
— Понимаете, какое дело?..
— Нет, пока не понимаю, — ответил полковник.
— Может винтовка или, скажем, духовое ружье один раз стрелять точно, а второй раз мимо? Чтоб — по заказу.
Полковник опять не понял. Пришлось Генке рассказать всю сегодняшнюю историю сначала.
Полковник остановился перед ним спиной к окну, усмехнулся.
— Ружье тут, конечно, ни при чем. Но дело это явно нечистое. По-моему, Арсеньич этот попросту заманивает с твоей помощью пьяных. А какая меткость у пьяного?
— Бывают и трезвые, — решительно возразил Генка.
— Что ж… Иногда, возможно, рискует и Арсеньич. А возможно… Тут я не знаю, какую махинацию он способен придумать. Мишень, говоришь, близко?
— Да ведь я почти всегда попадаю! Редко — одно окошечко останется! — И Генка высказал то, что мучило его с утра больше всего: — Может, они сами вываливаются?..
Полковник шевельнул плечами.
— Не знаю. Это надо бы проверить. Но как вы проверите?
— А мы проверим! — неожиданно заявил Фат.
Теперь вытаращились Генка и Слива.
— Ну, что ж, желаю удачи! — сказал полковник. — Дело стоит того. А пока… Чаю хотите? Нет? Ну, хорошо. Напьемся попозже. Поскольку мы связаны взаимными обязательствами, вы сейчас сбегаете в военный городок за моим пайком. Вот, кстати, и устроим пир на весь мир. А у меня нынче что-то рука ноет.
Это друзья знали: время от времени у полковника нестерпимо ныла рука, которой не было. И раза два они уже ходили в военный городок за продуктами для полковника.