Четверо с базарной площади
Шрифт:
— Триста три! Чей трояк, братцы? Неизвестно? Ладно. Это вам вроде процентов, — объявил он, вручая женщине деньги.
Как она благодарила всех, друзья смотреть не стали — они и без того задержались на полчаса.
Зашторенное окно
Генка постучал сначала тихонько, потом громче, потом еще громче и совсем громко… Никто не ответил ему. Генка, выждав некоторое время, ударил в дверь кулаком — результат оказался таким же.
Чувствуя
— Нас встречать пошел… — грустно подытожил Слива.
Генка раза два провернул вокруг головы кепку.
Фат промолчал.
— А может, он тоже ходил смотреть, как за Корявым гонятся? — высказал предположение Слива. Оттого, что он глядел из-под челки, то есть задрав голову, предположения его всегда казались глубокомысленными.
Генка отправился на разведку. Прошел несколько раз взад и вперед через всю толкучку, хотя это и не имело смысла — полковник тяготился близостью рынка, его силой, наверное, не затащить бы в эту сутолоку. Около тира по обыкновению толпился народ, слышался энергичный голос Арсеньича. Генка впервые постарался не попасться ему на глаза. И тут вспомнил, что Фат обещал проверить, мошенничает Арсеньич или не мошенничает. А как проверить, Генка, увлеченный сначала поручением полковника, затем преследованием Корявого, забыл спросить.
Именно этот вопрос задал Генка Фату, когда вернулся из разведки.
— Да просто, — сказал Фат. — Заберемся ночью и проверим.
— Как… заберемся? — Слива даже поперхнулся.
— Оторвем одну дощечку в стене — это плевое дело — и заберемся, — очень просто разъяснил Фат.
Слива достал свой знаменитый платок и подул в него через нос. Слива после неудачного знакомства с дубинкой садовладельца стал осторожно относиться ко всякого рода противозаконным операциям. Это потому, наверное, что ему меньше всех досталось. Если бы Сливе на две недели отшибли руку и до крови пробили бы затылок — он понял бы, что все, в конце концов, можно пережить.
— Мы ж не воровать, а проверить только, — сказал Фат, для которого личная правота значила больше, чем все писаные и неписаные законы на земле.
Они поговорили еще о том о сем, но разговор не клеился. Даже предстоящий дома нагоняй беспокоил меньше, чем то, что полковник до сих пор отсутствовал.
Они молчали уже минут десять, когда Слива вспомнил о руке полковника, которая ныла, хотя ее и не было. Вдруг с ним припадок какой-нибудь? Эта мысль встревожила друзей. Но тут Генка спохватился:
— Если припадок — зачем бы он окно зашторивал?
Генка точно помнил, что, когда они были в комнате полковника, занавески на окне были раздвинуты.
Опять
Наконец Генка сам не выдержал.
— Давайте заглянем?
Фат взял ящик и потащил его к окну. Одного оказалось недостаточно, и на первый ящик взгромоздили сверху второй.
Фат, забравшись на это сооружение, минуты две пристально вглядывался в полумрак комнаты.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Генка.
И вдруг Фат сделался белее стены. Отшатнулся от окна, глянул своими чуточку раскосыми глазами вниз, на Генку и Сливу, но как бы не заметил ни того, ни другого и спрыгнул на землю. Брови его срослись у переносицы, губы вздрагивали.
— Н-ну?.. — чуть слышно повторил Генка.
Фат молча указал ему на ящики.
Генка, напряженный, кошкой вскочил наверх и, как до него Фат, минуту или две ничего не мог разглядеть в слабо освещенной комнате, потому что глядел на диван, на кровать, на стулья у книжных полок и возле стола. Потом побледнел так же, как Фат, и спрыгнул на землю.
Слива не полез наверх. Еще не зная, что произошло, Слива от одного вида приятелей был потрясен не меньше, чем Фат и Генка. Дрожащей рукой он зачем-то машинально вынул из кармана платок и так же машинально сунул его обратно.
— Вот это да… — пробормотал Генка.
Фат глядел на него выжидающе: надо было что-то предпринимать. Слива утер ладошкой пересохшие губы и, задрав голову, тоже уставился на Генку.
А у Генки защипало в глазах от внезапного бессилия.
Полковник лежал на полу посреди комнаты, лицом вниз, с шашкой в откинутой руке, и около головы его была темная лужа.
Допрос
Слива побежал в милицию, а Генка и Фат остались во дворе. Обоих немножко лихорадило, как после трехчасового купания.
— Поймают?.. — спросил Генка, чтобы не молчать. — А?
Фат хмыкнул в ответ.
— Корявый удрал, а эти подавно… Дураки, что ли…
Отец Фата погиб во время войны, поэтому Фат особенно уважал полковника, и бледное лицо его было теперь злым, как никогда.
— Может, поймают все-таки… И Корявого, и… этих… — неуверенно проговорил Генка. Кого «этих» — они не могли даже предположить.
Кто знает: возможно, обернись они побыстрей с продуктами — и убийца не успел бы скрыться…
— В женский монастырь не пойду, с Кесым свяжусь, воровать буду, а разузнаю, кто это! — неожиданно сказал Фат, не глядя на Генку, и словно бы простонал шаркнув рукавом телогрейки по глазам.
— Насчет женского ты зря… — сказал Генка.