Четверо со «Сринагара»
Шрифт:
— Мы не можем ждать. И я, дорогая моя, еще не лежу на смертном одре! Я видел ребят из морской пехоты, у которых все тело было изрешечено пулями и которые, тем не менее, дрались как черти, пока не…
И тут слова Эллен постепенно дошли до моего сознания. Я тупо посмотрел на нее:
— Что такое ты сказала?
— Я сказала, что доктор Фишер, или как там его зовут, скоро будет готов. Сиделка предупредила меня, что мне нельзя оставаться здесь долго. А в чем дело?
Я продолжал глядеть на стену ничего не видящими глазами.
— Доктор Фишер, э? — сказал я. — Великолепно! Как раз то, чего мне не хватает! Этому доктору следовало бы делать свои операции в морге!
— Что такое?
— Детка, этот доктор будет добираться до моей пули через глотку. А может быть, начнет с левой пятки, если найдет этот путь более удобным…
— О чем ты толкуешь, во имя неба?
— Не обращай внимания. Сейчас нет времени объяснять тебе все это. Вопрос решен: мы должны немедленно убираться отсюда!
Я чувствовал себя все еще очень слабым, но был почти уверен, что смогу передвигаться без посторонней помощи. Боли я не чувствовал, ребята из «скорой помощи» неплохо потрудились надо мной, зашпаклевав дырку в груди и наложив поверх нее тугую повязку. Я встал с кровати, завернувшись в простыню, и сделал несколько шагов по комнате. Ноги слегка подгибались и дрожали в коленях, но на них все же можно было стоять.
Я снова подошел к кровати, сел и принялся размышлять над выходом из положения. Я нисколько не задумывался над тем, что сделает со мной доктор Фишер, когда получит меня, надлежащим образом захлороформированного, на операционном столе. Но если я был прав, и доктору Фишеру поручено заняться мной, то это означало, что Наварро приступит к активным действиям только в том случае, если убедится, что операция окончилась неудачей, и я остался жив. Возможно, в этом и заключается мой последний шанс…
— Где расположена эта комната, в которой мы сейчас находимся? — спросил я.
— В самом конце левого крыла здания. А дальше дверь, которая ведет в западную часть больницы.
Это означало, что от этой двери было всего несколько шагов по боковой улочке прямо по Мейлвуд Вэй, а оттуда два квартала до дома Митчелла.
— О'кей. Теперь еще одно…
Я не успел закончить. Дверь отворилась, и вошла сиделка.
— Мне очень жаль, — сказала она Эллен, — но вам придется уйти… О, вам не следовало бы садиться! — с упреком заявила она, увидев меня сидящим на кровати.
— У меня все в порядке. Принесите, пожалуйста, сюда телефон, ладно?
Она испуганно заморгала.
— Я не могу этого сделать! И потом здесь его некуда присоединить!
— Ладно… Проводите меня туда, где есть телефон.
— Об этом не может быть и речи! Вам же нельзя ходить! И меня выгонят с работы, если я…
— Ладно, оставим это. Все равно из этого вряд ли что-нибудь получится…
Я помолчал, обдумывая только что пришедшую мне в голову мысль, и спросил у сиделки:
— Этот доктор Фишер, который собирается оперировать меня, он что, местный хирург или что-нибудь в этом роде?
— О, нет! Кто-то позвонил директору и потребовал, чтобы вам было оказано особое внимание и чтобы он не беспокоился о расходах. Этот человек высказал желание, чтобы доктор Фишер — а это очень дорогой врач — занялся вами, — она улыбнулась. — У вас, должно быть, исключительно влиятельные друзья.
— Угу. Они на все пойдут ради меня. Поэтому и пуля сидит во мне до сих пор, да? Вам пришлось ждать этого специального врача, верно?
Она кивнула, и я продолжал:
— Что ж, это очень мило. А теперь я хочу повидаться с доктором Фишером. Немедленно.
— О, но ведь он не сможет прийти сюда. Он ведь уже в операционной! Вас сейчас туда отвезут…
— Я уверен, что он все-таки придет. Если вы окажете мне любезность и передадите ему пару слов от меня. О'кей?
Она кивнула.
— Скажите ему, что это очень важно для меня и для него самого. Речь идет о мертвом человеке в «табачном ящике» и о другом человеке по имени Лайм. Вот и все.
Она слегка нахмурилась, но согласилась передать доктору мои слова. Я спросил у нее, не знает ли она, где моя машина, и сестра ответила, что, должно быть, там, где я ее оставил. На стоянке у госпиталя ее нет.
— Будьте добры, передайте доктору то, что я сказал. Это очень срочно.
Она вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
— Ну что ж, дорогая, — сказал я Эллен. — Мы оба влипли в это дело, нравится вам это или нет. И если мы отсюда выберемся, то выберемся вместе.
— Тебе все равно никуда от меня не деться, Шелл. Поэтому я и пришла сюда, и ты это знаешь. Может быть, я смогу чем-нибудь помочь.
— Ты чертовски отчаянная женщина, Эллен!
— По крайней мере, у меня грудь не прострелена!
— Пока еще нет, — улыбнулся я ей, и это была последняя улыбка перед тем, как начать действовать. — Но имей в виду: если кто-нибудь прострелит эту грудь, я поживу достаточно долго, чтобы добраться до него, если даже пули будут тарахтеть у меня в ушах, как в пустой погремушке!
Она улыбнулась мне в ответ и сказала что-то очень приятное.
На этом интерлюдия окончилась. Я встал и огляделся кругом. Мне нужно было что-нибудь тяжелое, но такое, что я мог бы поднять одной рукой. Подходящий предмет оказался на маленьком столике в противоположном углу комнаты. Это был стеклянный графин, достаточно большой и тяжелый, с толстым литым дном дюймовой толщины. Я подхватил его, взвесил на руке и решил оставить воду внутри, чтобы он был еще тяжелей.
Затем я обернулся к Эллен.
— Я полагаю, что ты догадываешься, что я намерен делать?
— Всякий раз, когда я тебя вижу, ты кого-нибудь бьешь, так что я думаю…
— Совершенно точно. Стань подальше, чтобы тебя не заметили, и если что-нибудь пойдет не так, беги по коридору и кричи, словно за тобой гонятся черти, пока вокруг тебя не соберется побольше народу. Тогда вызови полицию. Если сможешь, позвони капитану Сэмсону в отдел убийств и заставь его прислать сюда несколько человек. Если повезет, может быть, я сам сумею сделать это, но в случае чего — это сделаешь ты.