Четверо
Шрифт:
– И что она говорила?
– Она рассказала, что её зовут Онерия. Она живёт в Городе Первого Солнца. Она дочь воина из императорской гвардии. Пишет стихи, поёт песни и выступает на сцене. И что её город окружён пустынниками и скоро падёт.
– Как вы ощущали это? Это был голос?
– Нет, нет… – Поплавский снова заговорил быстрее и замахал руками. – Я же рассказал вам, почему вы ничего не помните… Это мыслеобразы. Я не слышал это. Оно появлялось в моей голове. И оформлялось в моих мыслях её голосом. Слово за словом, фраза за
– Примерно понимаю. То есть вы осознаёте, что это происходит сугубо в вашей голове?
– Ну конечно! Это же очевидно! Было бы странно, если бы я слышал её голос – тогда бы его слышали и другие, верно?
Хромов перестал крутить в пальцах ручку и на секунду запнулся. Он не знал, что сказать. Ему показалось, что это действительно самая логичная мысль – даже ему в голову такой бы не пришло.
– Эм… Да, тут уж вы точно правы, – сказал он после недолгого молчания.
Поплавский наклонил голову вперёд, и его голос стал ещё быстрее и сбивчивее.
– Знаете, через несколько месяцев я стал понимать, зачем она это делает. Точнее, догадываться. Я могу быть неправ. Но мне кажется, что она просто использует мою голову, – он постучал указательным пальцем по виску, – как дневник. Просто записывает сюда все свои мысли, чтобы не забыть. Чтобы оставить их хоть в чьей-то памяти. Рассказывает, что с ней происходило, и записывает прямо сюда. – Он снова постучал по виску. – Понимаете? Как в дневник или… как на диктофон.
– И поэтому вы решили записывать это в ЖЖ?
– Да. Чтобы это точно не забылось.
– А как, по-вашему, она, м-м… Записывает свои мысли в вашу голову?
Поплавский пожал плечами.
– Не знаю. Может, у неё есть какое-то специальное устройство. Может, на их планете эта способность в порядке вещей.
– И вы никак не можете ей ответить?
– Нет, конечно. Я же не умею посылать свои мысли в чужие головы.
Тоже логично, подумал Хромов. Удивительно логично.
– Как часто она с вами разговаривает?
– По-разному. Было время, когда говорила каждый вечер. В основном это вечером или по ночам. Иногда – раз в неделю.
– А сейчас?
– С момента госпитализации она не говорила со мной.
– А что она говорила вам, когда вы отправились в Пулковскую обсерваторию?
– Она говорила, что осталась совсем одна. Что ей страшно и одиноко. Слушайте, я понимаю, что это звучит дико. Доктор, правда, я понимаю, почему я здесь. Я прекрасно осознаю, что меня считают психом. Это нормально, что вы не готовы в это поверить. – Голос Поплавского задрожал. – Но, чёрт возьми, чёрт… Просто это всё настолько стройно, настолько правдиво, настолько реально и настолько красиво.
– Красиво?
– Да. Очень красиво.
– Как Древний Рим?
– Ещё красивее.
– Как Рэй Брэдбери?
– Ещё красивее.
– Как Ефремов?
Поплавский почесал подбородок, тяжело вздохнул, скривил губы и зло посмотрел на Хромова.
– Вы ничем не сможете мне помочь, – сказал он, помолчав несколько секунд. – Слушайте, мне пора домой. Давайте я уже пойду.
Хромов молча покачал головой.
– Не могу. Я должен вам помочь. Хотя бы попытаться.
– Мне не нужна ваша помощь.
– Когда вы признаете, что вам нужна помощь, вам станет намного легче.
– Я сейчас ударю вас.
Хромов посмотрел на Поплавского и заметил, что тот прищурился, а на его лице заиграли желваки. Кажется, он не шутит.
– Это лишнее. Пожалуй, наше время истекло. Зинаида Петровна!
– Извините. Вспылил.
Судя по тому, что Поплавский стал растерянно оглядываться по сторонам, он пожалел о своих словах.
– Ничего страшного. Но нам действительно на сегодня стоит закончить этот разговор.
Когда Поплавский ушёл, Хромов закурил прямо за столом, не подходя к раскрытому окну. Этот разговор вымотал его. Подобных пациентов он не встречал давно.
Его смущало, что в словах Поплавского прослеживается железная логика. Его не сокрушить нелогичностью бреда – его болезнь стройна и логична. Слова, мыслеформы, образы. Пустынники. Механические пауки.
Парень начитался в детстве фантастики. Случилось что-то, из-за чего он выдумал себе фантастический мир и стал воспринимать его как реальный. Школьная травля, конечно, тоже дала о себе знать – такие вещи не уходят из головы до конца жизни…
Он докурил, поставил чайник, снова залез в ЖЖ Поплавского, промотал несколько постов вверх.
«Появились безумцы, кричащие о конце времён; их глаза горели ненавистью, вокруг них собирались толпы, и они говорили о том, что мир погибает и всем пора это принять, погибнув вместе с ним.
На стенах домов они рисовали звезду о пяти концах – её называли Могильной Звездой, которая взойдёт над огромным курганом погибшего мира.
“Грядёт, грядёт Могильная Звезда! – кричали они. – Кровавый свет её выжжет наши глаза и испепелит наши тела! Никто не спасётся, так примем смерть под Могильной Звездой! Убивайте себя, пока она не сожгла нас, так она говорит! Неужели вы не слышите громоподобного голоса Могильной Звезды?”
И те, кто слышал это и верил им, убивали себя: вскрывали кинжалами грудь, травились горькой настойкой пустынных грибов, прыгали с крыш.
Город погибал и сходил с ума в преддверии скорой смерти».
Чайник забурлил, вспенился и щёлкнул.
Хромов снова насыпал в кружку кофе, залил кипятком, достал ещё одну сигарету и опять закурил, подумав неожиданно, что, кажется, уже совсем обнаглел – да и так много курить не очень полезно для здоровья.
Конец ознакомительного фрагмента.