Четвертая профессия Джорджа Густава
Шрифт:
Гамильтон проверил, крутится ли его диктофон. Только что услышанное с трудом укладывалось в голове.
— А другие члены вашего клуба — они тоже?..
— Наследники, вы хотите спросить? Некоторые — да. Но мы, конечно, принимаем и новых членов, которых в последнее время становится все больше. Однако потомственные члены клуба всегда были нашей опорой… представители домов Цинь, Бурбонов, Стюартов, Фудзиява… Следует учитывать, что ситуация после Слияния существенно отличалась от сегодняшней. — Тут Густав развел руками. — В те дни неосоциализм был не таким всепрощающим и добродушным, как теперь;
— Чертовски интересно, — воскликнул Гамильтон, — а я-то думал, что в эпоху парусных фрегатов и аэропланов королей и королев уже не осталось.
— Это не совсем так, хотя они старались держаться в тени. Я думаю, что скрытность стала их второй натурой, но реальной необходимости в ней уже не было.
Гамильтон согласно кивнул, хотя в глубине души чувствовал, что его хотят одурачить. Пусть доктор Густав называет себя современным человеком, но пылающий взгляд Купера говорил совсем другое! Да еще это наследственное членство! До чего оригинально!
Гамильтон с трудом сдерживал радость. Он натолкнулся на настоящее подпольное братство! Кажется, это первое тайное общество, обнаруженное после — как их там? — марксистов, о которых писали журналы лет двадцать назад. Маленькая сплоченная группа в течение многих веков стремилась к единственной цели — завоеванию мира. После разразившегося скандала члены группы разъехались в разные уголки света, и вскоре о них забыли.
Гамильтон продолжал улыбаться доктору Густаву, но думал уже только о своей будущей статье.
Будем надеяться, что «Орден Бани и Подвязки» протянет дольше марксистов.
Первую статью из «Социолога-любителя» перепечатали даже на Марсе и Титане. Поначалу Гамильтон опасался, что профессионалы перехватят инициативу, но благодаря Ан-Дану ему удалось закончить свое психо-статистическое исследование раньше других. Это решило дело. Ему предложили написать редакционную статью для очередного номера «Популярной социологии».
— Замечательная новость, Гамильтон, — пророкотал его кибернетический помощник. — Скорее всего за эту работу ты удостоишься статуса профессионала. В твоем возрасте это небывалая честь.
Гамильтон усмехнулся и поудобнее устроился в кресле, положив ноги на стол. В мире, где компетентность и многосторонность ценились превыше всего, профессионалы ревностно охраняли свои ряды от притока новых членов. Сам Гамильтон, заседая в комиссии профессиональных банкиров, провалил сотни претендентов, пытавшихся получить «вторую шляпу». И вот он тоже почти получил ее, уверен, что получит. Что ж, не одному Густаву проявлять таланты в различных областях!
А Густав, признаться, держался что надо. К своей растущей популярности он относился на удивление спокойно, и даже пригласил Гамильтона на внеочередной съезд «Бани и Подвязки». И у Гамильтона при этом возникло ощущение, будто он удостоен великой чести.
На встречу съехались
Гамильтона удивила невыразительность ритуала собрания. Ни причудливых шляп, ни загадочных символов, к которым он привык в своем клубе. Разве что время от времени кто-нибудь отвешивал легкий поклон, или доносилось архаичное «милорд»… но в общем ничего впечатляющего.
И все же наблюдательный социолог заметил нечто важное, некие оттенки взаимоотношений, в которых ему очень хотелось разобраться. Здесь чувствовалось что-то необычное. Участники встречи относились ко всему происходящему куда серьезнее, чем члены других ритуальных клубов…
Гамильтон покинул собрание с кипой самых разнообразных заметок.
— Я записал свои впечатления о съезде, — объявил он андроиду. — А ты? Закончил исторический обзор?
— Да, Гамильтон. — Андроид склонил свою матовую голову. — Думаю, экскурс в историю будет идеальным вступлением к твоей книге: я постараюсь доступно объяснить, что такое монархия. Ты и не воображаешь, сколько людей даже представления о ней не имеют.
— Отлично.
В самом деле, это сбережет массу времени, а то игроки баскетбольной команды уже начали жаловаться, что Гамильтон запустил спортивные тренировки. Успехи приветствуются, справедливо напоминали ему, но одержимость абсолютно недопустима.
— Выяснил что-нибудь интересное?
— Да, Гамильтон. Документы, которые показал нам доктор Густав, подлинные. Андроиды класса ААА из архивного отдела чрезвычайно ими заинтересовались. Очевидно одно: родословная Джорджа Густава — не подделка.
— Ну и чудненько, — Гамильтон ухмыльнулся. Теперь принудительное лечение робопсихиатру не грозило. Гамильтон был рад за него, парень ему действительно понравился.
— А как тебе работалось с андроидами «трижды А»?
Ан-Дан попытался изобразить улыбку.
— Примерно так же, как тебе, Гамильтон, когда ты имеешь дело с профессиональными социологами.
— Неужели? — улыбнулся в ответ Гамильтон.
В Орлеане происходили интересные события, если не сказать больше. Впервые за много лет жители пытались перекроить свой распорядок так, чтобы осталось время поглазеть на… парад!
То был один из самых скромных и благопристойных парадов: ни разукрашенных повозок, ни жонглеров-любителей, ни любителей-аэроциклистов, непонятным образом появлявшихся на любом параде. Процессию замыкали конные и пешие члены клуба, а возглавлял ее отряд рослых молодцев, которые надрывными и мрачными звуками своих волынок приводили зрителей в священный трепет.
Страсти кипели. Когда парад закончился, толпа обступила наследственного главу «Бани и Подвязки», требуя автографы.
— Пожалуйста, уважаемые леди и джентльмены, умоляю вас, — взывал Фарел Купер, с трудом вспоминая старинные правила вежливости. — Визит Его Светлости расписан по минутам. Умоляю вас! Не могли бы вы отойти чуточку назад? И вы тоже! Поберегитесь — лошади!