Четвертая власть
Шрифт:
Соловьев занимался ничем не примечательной бумажной работой, когда в его кабинет заглянул Дмитриев.
— Михалыч, пусть Володька выйдет из игры, пока не поздно, — взял он с места в карьер. — Ну ведь пропадет парень, у него и так уже мозги куда–то не в ту сторону сдвинулись!
— Да пойми, Леша, ну что я могу? Два дня осталось до эфира! Если даже я найду ему замену, никто не успеет за столь короткий срок подогнать программу под себя!
— Черт! Ну ведь ты сломаешь ему всю жизнь!
— Да почему? Я звонил Ладыгину. Там все на мази. Тебе ведь больше никто не угрожал?
— Нет.
— Ну вот и все. Успокойся.
—
— У нас есть служба безопасности.
— Кто будет оплачивать круглосуточную охрану вчерашнему стажеру? Я? Ты? Может, Красницкий? Ты понимаешь, что говоришь ерунду?
— Леш, я не знаю, что ты от меня хочешь. Дать программу другому человеку я не могу. Снять материал с эфира — тоже не в моих силах. Кремль нам этого не простит, потому что имеет здесь свой расчет. Все. Что я могу?
— Блин, да ты никогда ничего не можешь!
Связавшись с Володькой и убедившись, что к субботе материал точно будет готов, Соловьев призадумался. Прав ли он был, доверив столь ответственное дело этому юнцу? Дмитриев намекнул, что у парня съехала крыша, и хотя Александр ничего подобного не замечал, поводы для переживаний все–таки были. Может, он правда подставляет этого юношу? Может, из–за него у Володьки будут неприятности? Но что было делать, если все отказались? Почему он вновь в этой дурацкой безвыходной ситуации, как и с отцом Димитрием? Почему снова во всем виноват и от любого решения главным пострадавшим вновь будет он? За что, Господи, ты подкидываешь все новые и новые испытания? Когда же он сможет нормально жить и ни о чем не думать? Не страдать и не мучаться выбором? Не сходить с ума, изводя себя бесконечными вопросами? Неужели такое время когда–нибудь наступит?
Отбросив бумаги в сторону, Александр вытащил мобильник и набрал номер Оксаны. Ему так хотелось сбежать от проблем, которые, словно стая бродячих собак, на клочки рвали его душу. Бежать! Неважно куда, главное подальше отсюда, из этого проклятого кабинета, где одна беда сменяет другую! Подальше от этих давящих стен, от навязчивых сотрудников, от Красницкого и Кремля! Сколько можно! Он так устал от всего! Все так надоело!
Увидев Александра, девушка бросилась ему на шею. Она обвила его своими тонкими ручками и нежно чмокнула в щеку. Какой простой и забавной она была! Какой трепетной и счастливой! Она могла не задумываться о том, что ее действия будут неправильно истолкованы. Всю совершенную глупость люди списали бы на ее юный возраст, а вот ему не спишут. Ему не простят. Впрочем, о чем это он! Почему снова думает о делах, когда рядом с ним находится этот ангел! К черту работу! К черту дела!
Они гуляли по парку и держались за руки, весело болтая о всякой ерунде. Оксана вновь делилась с ним какими–то премилыми глупостями, а он с улыбкой слушал ее и гладил по волосам. Она успокаивала его. Спасала. Вытаскивала из дьявольского круга нерешенных проблем. А ведь эта девочка была ненамного младше Володьки, которого он совсем недавно бросил на амбразуру. Он так же юн, так же наивен, так же слаб и беззащитен перед этим жестоким миром. Почему Александр встречается с этой девочкой и портит ей жизнь? Почему он может испортить жизнь ни в чем не повинному мальчишке, и за что уже испоганил судьбу отца Димитрия? Имел ли он право поступать так? Мог ли принять другое решение? Нет! Не думать об этом! Не думать ни о чем! Хватит терзать себя сомнениями и страхами! Так недолго сойти с
Когда они с Оксаной присели на скамеечку, он невольно перевел взгляд на ее ноги. Боже мой, как он раньше не обращал на них внимание! Такие тоненькие… Это были ноги не женщины, а еще не созревшей девочки. Но что это? Почему из–под короткой юбки выглядывает резинка чулок? Неужели она носит чулки, а не колготки! Немыслимо! Такого просто не может быть!
— Тебе нравится? — спросил Оксана.
— Что?
— Мои ноги. Ты же на них смотришь? — простодушно ответила она.
— Да, но… ты носишь чулки?
— Ой, да это я у мамы стащила. Я раньше никогда их не надевала.
— А почему сегодня надела?
— Подружка сказал, что мужчинам это нравится… Вот я и…А тебе не нравится? Я могу их снять.
— Нет, нет. Что ты!
Соловьева прошиб холодный пот. Подумать только! Эта девочка стащила у мамы чулки, чтобы ему понравиться! Когда в последний раз девушки делали для него подобные вещи? Не для того, чтобы он купил им что–нибудь или пристроил на работу, а просто так? Подобного не случалось уже очень давно. А ведь решиться на такой шаг ей было непросто. Сколько страхов и сомнений пришлось преодолеть, чтобы без спроса взять у мамы чулки. А затем, опасаясь разоблачения, мучительно изыскивать оправдания. Да и как могла она оправдаться? Сказать, что хотела понравиться взрослому мужчине? Немыслимо!
Он еще раз взглянул на нее. Как красива и непорочна была эта девочка! Но сколько огня горело у нее внутри! Понимала ли она, что безумно нравится ему или это была лишь игра, развлечение? Наверняка она успела похвастаться перед подружками, что познакомилась с человеком вдвое старше себя и получила множество советов, что делать в той или иной ситуации. Может, она играет, дурачится, чтобы выделиться среди своих сверстниц или стать королевой класса? Но нет. Он чувствовал, что тоже нравится ей. По глазам, по жестам, по тому, как нежно она сжимала его ладонь…
И вдруг на Александра что–то нашло. Он приблизился к ее лицу и поцеловал. Сначала робко и нежно, а потом все смелее и смелее. Она совсем не умела целоваться, но Соловьеву было достаточно того, что она не сопротивлялась. Он положил руку ей на колено и стал медленно продвигать ее вверх, к бедрам. В него словно вселился бес. Он не мог более контролировать себя. Он накрыл ее губы таким страстным поцелуем, что закружилась голова. Все вокруг замерло — перестало существовать. Александр кусал ее губы, играл ее языком, а его рука между тем продвигалась все выше и выше …Огненный жар нахлынул на него, парализовав волю. Он разрывал его изнутри и требовал выхода. Соловьев тяжело дышал и чувствовал, что сходит с ума…
— Не надо, — робко попросила Оксана, когда его пальцы проникли под ее трусики. — Пожалуйста, — взмолилась она и резко отодвинулась, когда там оказалась его ладонь.
— Прости, прости меня, — зашептал Александр.
Огненная пелена спала в одно мгновение. Он вновь приходил в себя и смотрел на эту милую девочку, которая сжалась на скамеечке, обхватив руками колени. Она дрожала, словно листик на ветру, ее глаза были полны отчаяния.
Соловьев был готов убить себя за то, что только что совершил! Он надругался над этим ангелом, над этим крохотным, доверившимся ему существом! Зачем он это сделал — он не мог сказать и сам. Просто на мгновение он не смог контролировать свои эмоции, забыл, кто сидит рядом с ним. Он обезумел! А ведь точно так или почти так он надругался и над отцом Димитрием и совсем скоро так или почти так надругается над Володькой.