Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров
Шрифт:
– Как я уже сказал, быть Волшебником первого ранга – в этом есть свои преимущества.
Лицо Аннелины стало пунцовым.
– Ты только что… И давно ты можешь снять Рада-Хань?
– Пару деньков пришлось поразмыслить. – Зедд пожал худыми плечами. – Но на третий день получилось.
– И ты все равно шел со мной? Почему?
– Наверное, мне нравятся женщины, способные на отчаянные поступки. Признак характера, знаешь ли. – Он сжал кулаки, чтобы она не заметила, что у него дрожат пальцы. – Ты веришь всему тому, что написал Натан?
– Хотелось бы мне сказать – нет. Прости, Зедд. – Энн сглотнула
Зедд провел рукой по лицу.
– Не все духи добрые. Есть и злые духи. Что ты знаешь о пророчествах с взаимосвязанной развилкой?
– В отличие от твоего ошейника от такого пророчества не избавишься. Чтобы запустить его, нужно вызвать несчастье, о котором в нем говорится. И это уже случилось. Теперь у жертвы нет иного выхода, как выбрать одну из двух возможных развилок, а это значит выбрать способ, каким она предпочтет… Но ты же, наверное, все это знаешь? Должен знать, раз ты Волшебник первого ранга.
– Я надеялся, ты скажешь мне, что я ошибаюсь, – прошептал Зедд. – И как жаль, что Натан хотя бы не написал это пророчество, чтобы мы знали, с чем имеем дело.
– Радуйся, что он этого не сделал!
Глава 21
Дрожа всем телом, Кларисса вцепилась в выщербленный каменный подоконник. Другую руку она прижимала к груди. Горячий дым ел глаза, но она все равно не могла отвести взгляда от того, что творилось в городе и на площади у подножия башни аббатства.
Шум стоял оглушительный. Звенела сталь. Свистели стрелы. Огненные шары с воем ударялись о каменные стены и взрывались. Заросшие волосами захватчики с боевым кличем вливались в проломы и наводняли улицы города. Языки пламени с ревом взмывали в небо.
Члены магистрата рыдали, протягивая руки, и молили о милосердии, но их безжалостно убивали. Душераздирающе кричали женщины – их детей, мужей, братьев и отцов убивали у них на глазах. Запах гари тонул в запахе человеческой крови.
Все произошло в точности так, как он говорил. Кларисса тогда посмеялась над ним – но теперь сомневалась, что когда-нибудь в жизни сможет не то что смеяться – хотя бы улыбаться. И при мысли о том, сколько у нее этой жизни осталось, у нее подогнулись колени.
Нет. Об этом думать нельзя. Здесь она в безопасности. Они не осмелятся вторгнуться в аббатство. Она слышала крики и плач людей, укрывшихся в большом зале внизу.
Здесь – священное место, место служения Создателю и добрым духам. Даже для этих зверей святотатство пролить кровь в святилище.
Однако он говорил, что они это сделают.
Внизу на улицах гибли последние защитники города. Они никогда не позволяли врагу ступить за стены Ренвольда и говорили, что город в такой же безопасности, как если бы его защищал сам Создатель. Не раз вражеские полчища накатывались на Ренвольд, но никому еще не удавалось его взять. Степные кочевники не могли разрушить могучие стены. Ренвольд всегда стоял крепко.
Но сегодня, как он и предсказывал, Ренвольд пал.
Защитники отказались сдать город без боя, и теперь их безжалостно убивали.
Красная луна и впрямь оказалась плохим знамением. Добрые духи и сам Создатель отвернулись от жителей Ренвольда.
С башни аббатства она видела, как захватчики в латах поверх вывернутых мехом наружу безрукавок сгоняют горожан на площади. Потом они принялись сортировать мужчин, отводя в сторону ремесленников: кузнецов, бочаров, мясников, пекарей, пивоваров, мельников, каменщиков – всех, кто мог оказаться полезен. Их сковали друг с другом и увели прочь, как рабов. Стариков, маленьких мальчиков и тех, кто, на взгляд завоевателей, был бесполезен – слуг, конюхов, корчмарей, писарей и торговцев, – убивали на месте. Мечом по шее, копьем в грудь, ножом в живот, булавой по черепу – сноровисто и деловито.
Кларисса вздрогнула, увидев, как один из захватчиков ломает дубиной череп мужчине, который никак не умирал. Это напомнило ей рыбака, бьющего о борт лодки пойманного ската – тук-тук-тук. Дикарь бил человека по голове так же спокойно, как рыбак оглушает рыбу. Дурачок Гас, несчастный юродивый, за еду, кров и разбавленный эль делавший для торговцев и пивоваров всякую черную работу, дернулся в последний раз и затих, когда его толстый череп наконец не выдержал и с отчетливым треском раскололся.
Кларисса зажала трясущимися пальцами рот, чувствуя, что ее вот-вот стошнит. Всего этого нет, уговаривала она себя, ей просто снится. Это сон, это сон, это сон, вновь и вновь твердила она про себя.
Но это был не сон. О Создатель, это был ад наяву.
Захватчики между тем продолжали работу. Старух они убивали на месте. Женщин, которые, с их точки зрения, стоили внимания, сгоняли в кучу на другой стороне площади. Там их снова сортировали – по возрасту и, судя по всему, по внешности.
Захватчики методично переходили от женщины к женщине, протыкали им нижнюю губу тонкой иглой и вставляли туда кольцо. Стыки они зажимали собственными зубами.
И об этом он ей тоже говорил: женщин таким образом обращали в рабство. Над этим она тоже тогда посмеялась. А почему бы и нет? В то время это казалось ей такой же чепухой, как бессвязная болтовня Гаса.
Вглядевшись, Кларисса увидела, что захватчики вставляют женщинам в губы кольца разного цвета. Тем, что постарше, – медные. Тем, что помоложе, – серебряные. А самым красивым и юным – золотые. Этих было меньше всего, и они стояли, замерев от ужаса, окруженные толпой вражеских воинов. По их подбородкам стекала кровь и капала на красивые платья.
Почти все эти девушки были Клариссе знакомы. Трудно не запомнить людей, которые постоянно тебя унижают. Клариссе было чуть за тридцать, но замуж ей выйти так и не удалось, и это служило неизменным поводом для насмешек. Особенно усердствовали эти юные красотки. Они брезгливо посматривали на нее и между собой называли старой девой и жабой – но говорили нарочно громко, чтобы она слышала.
Кларисса никогда не думала, что останется незамужней до такого возраста. Ей всегда хотелось иметь собственную семью. Фигура у нее была не хуже, чем у других, и, глядя в зеркало на свое отражение, она не видела там уродины. Она понимала, что она не из тех красавиц, которых воспевают в балладах, но и дурнушкой ее тоже нельзя было назвать.