Четвертое сословие
Шрифт:
Когда он вышел на улицу, старший швейцар приложил руку к фуражке. Возвращаясь в машине на Флит-Стрит, он был уверен, что «Ситизен» у него в кармане.
Молодой привратник видел, что двое мужчин приехали по отдельности и уезжали тоже по отдельности. Он дождался, когда его начальник пойдет пить чай, снял трубку телефона и набрал номер.
Десять дней спустя Таунсенду пришло два пакета с инициалами К.Р.Т. в нижних левых углах. Хитер, не открывая, оставила их на столе. Первый был от бывшего служащего «Нью-Йорк Таймс», который
Через час у Таунсенда не осталось сомнений — он вернет свой второй миллион, а Армстронг пожалеет, что не выдал тайну министра. Он снял трубку и велел Хитер отправить список магазинов экспресс-почтой в Нью-Йорк. Потом позвонил редактору «Глоуба» и вызвал его к себе.
— Прочитай это, — он подтолкнул к нему второй конверт, — и узнаешь, что будет завтра на первой полосе.
— У меня уже есть материал на завтра, — возразил редактор. — Мы получили доказательства, что Мэрилин Монро жива.
— Она может еще немного подождать, — сказал Таунсенд. — Завтра мы пишем о министре промышленности и его попытке скрыть своего внебрачного ребенка. К пяти вечера макет первой полосы должен лежать у меня на столе.
Несколько минут спустя Армстронгу позвонил Рей Аткинс.
— Чем могу помочь, Рей? — спросил он, одновременно нажав кнопку на телефоне.
— Нет, Дик, теперь моя очередь тебе помогать, — сказал Аткинс. — Я только что получил отчет от Комиссии по монополиям и слияниям с их рекомендациями по «Ситизену».
На этот раз мокрыми стали руки у Армстронга.
— Они советуют мне принять решение в твою пользу. Я звоню просто, чтобы сказать — я последую их совету.
— Отличные новости, — Армстронг встал. — Спасибо.
— Рад был принести тебе приятную весть, — ответил Аткинс. — Если у тебя есть чек на семьдесят восемь миллионов фунтов, считай, что «Ситизен» уже твой.
Армстронг засмеялся.
— Когда это объявят официально?
— Рекомендации КМС представят на рассмотрение Кабинета сегодня в одиннадцать утра, и там не будет никого, кто мог бы проголосовать против, — сообщил министр. — Я выступлю с заявлением в парламенте в 3.30, и был бы признателен, если бы ты пока ничего не говорил. Мы же не хотим дать комиссии повод отменить свое решение.
— Ни слова, Рей, обещаю. — Он немного помолчал. — И я хочу, чтобы ты знал: если тебе когда-нибудь потребуется моя помощь, только скажи.
Таунсенд с улыбкой еще раз взглянул на заголовок:
ТАЙНА ВНЕБРАЧНОГО РЕБЕНКА МИНИСТРА ОТ МУСУЛЬМАНКИ
Потом прочитал первый абзац, кое-где внося мелкие исправления:
«Прошлым вечером Рей Аткинс, министр промышленности, отказался от комментариев, когда его спросили, является ли он отцом маленького Венджи Пателя (см. фотографию), семи лет от роду, который живет со своей матерью в убогой однокомнатной квартирке в избирательном округе министра. Мать Венджи, мисс Рахиль Патель, тридцати трех лет…»
— В чем дело, Хитер? — спросил он, когда в кабинет вошла его секретарша.
— Звонит политический обозреватель из Палаты общин. Похоже, объявили решение по «Ситизену».
— Но мне же говорили, что в ближайший месяц никаких заявлений не будет.
Таунсенд схватил трубку. Его лицо помрачнело, когда ему прочитали заявление, с которым только что выступил Рей Аткинс в Палате общин.
— Теперь, пожалуй, нет смысла пускать ваш материал в печать, — заметил политический обозреватель.
— Не будем торопиться, — сказал Таунсенд. — Вечером я просмотрю его еще раз.
Он угрюмо уставился в окно. Решение Аткинса означало, что теперь Армстронг контролирует единственную ежедневную газету в Британии, чей тираж выше, чем у «Глоуб». С этой минуты они с Армстронгом начнут войну за одних и тех же читателей, и Таунсенд не был уверен, что оба выживут в этом противостоянии.
Через час после заявления министра в Палате общин Армстронг позвонил Алистеру Макалвою, редактору «Ситизена», и попросил его зайти в издательский дом Армстронга. Потом он договорился поужинать с сэром Полом Мэтландом, председателем правления «Ситизена».
Алистер Макалвой десять лет занимал пост редактора «Ситизена». Узнав о решении министра, он предупредил своих коллег: может случиться так, что завтрашний номер выйдет без их участия, никто от этого не застрахован, в том числе и он сам. Но когда Армстронг второй раз за день похлопал его по плечу и назвал величайшим редактором на всей Флит-Стрит, у него появилась надежда, что он, возможно, все-таки удержится на своем посту. Обстановка немного разрядилась, и тогда Армстронг предупредил его, что им предстоит столкнуться лбами с «Глоуб», причем, по его мнению, схватка начнется уже следующим утром.
— Догадываюсь, — кивнул Макалвой, — так что мне лучше вернуться на свое рабочее место. Я позвоню, как только узнаю, что будет завтра на первой полосе «Глоуб». Может, мы сумеем их переплюнуть.
Едва дверь за Макалвоем закрылась, в кабинет вошла Памела с бутылкой шампанского.
— Кто прислал?
— Рей Аткинс, — ответила Памела.
— Открывай, — велел Армстронг.
Не успела она выдернуть пробку, как зазвонил телефон. Памела сняла трубку и некоторое время молча слушала.
— Это младший швейцар из «Хауарда» — он не может долго говорить, иначе его поймают. — Она прикрыла трубку рукой. — Он звонил вам дней десять назад, но я его не соединила. Говорит, это насчет Кита Таунсенда.
Армстронг схватил трубку. Когда швейцар поведал ему, с кем встречался Таунсенд в апартаментах «Фитцалан», он сразу понял, что будет на первой полосе в завтрашнем «Глоуб». За эту бесценную информацию юноша просил всего 50 фунтов.
Армстронг выпалил пулеметную очередь приказов еще до того, как Памела успела наполнить его бокал.