Четвёртый долг
Шрифт:
Мое сердце сжалось. Я надеюсь, что это так.
– Лучше бы ему именно так и сделать.
Она улыбнулась, но не засмеялась, слишком полная меланхолии, чтобы поднять настроение. Это было не весело, особенно когда умирал брат и друг.
Сменив тему разговора, я переплел свои пальцы с ее.
– Можно тебя кое о чем спросить?
Она медленно кивнула.
– Конечно.
– Ты можешь снять капюшон? Я хочу видеть тебя.
Ее эмоции мгновенно всколыхнулись. На неё нахлынул страх, за которым последовало отчаяние.
– Я бы предпочла оставить его накинутым. Мне холодно.
Чтобы придать своей лжи достоверность, она плотнее запахнула пальто и обхватила себя руками.
Я вскочил.
– Чушь собачья! Я знаю, когда ты лжешь. Точно так же, как я знал, что ты лжешь в большинстве своих сообщений.
Ее плечи ссутулились. Ее руки легли по обе стороны капюшона, крепко прижимая его к лицу.
Встав перед ней, я потянул за черную материю.
– Нила ... сними капюшон.
– Нет.
– Нила ...
– мой голос упал до рычания.
– Что ты от меня скрываешь?
Слезы застилали ей глаза.
Мое сердце разрывалось на части.
– Нила, пожалуйста. Я не выношу, когда ты не говоришь мне правду.
Мои руки снова потянулись, борясь с ее хваткой.
Одинокая слеза скатилась по её лицу.
– Пожалуйста ... не заставляй меня.
Мое сердце перестало биться.
– Что с тобой случилось? Когда я впервые увидел тебя, ты была почти мертв внутри. Я чувствую, что ты возвращаешься к жизни, но что-то изменилось.
– Мой голос стал напряжённым.
– Пожалуйста, Нила. Позволь мне исправить это. Что бы ни случилось, позволь мне попытаться помочь.
Еще больше слез беззвучно потекло по ее лицу. Она отвела взгляд.
– Я ... я была слаба. Я сдалась. Я не думаю, что у меня что-то осталось внутри.
– У нее перехватило дыхание.
– Но потом я увидела тебя и вспомнила, почему сражалась. Ты снова дал мне цель. Ты напомнил мне, что обо мне все еще заботятся и это мой долг. Не для того, чтобы остаться в живых, а для тебя. Ты уже помог мне, даже больше, чем думаешь.
– Черт...Нила...
– моя грудь сжалась, когда ее печаль нахлынула на меня.
– Что я могу сделать, чтобы все исправить?
Она слабо улыбнулась.
– Ты уже сделал это. Я снова собираю себя по кусочкам. Мне уже лучше. Я вспомнила, кто я такая.
– Ее пальцы сжались сильнее.
– Только...пожалуйста, не проси меня снять капюшон.
Я не мог этого вынести. Мой гнев усилился.
– Сними его. Я должен знать.
Она покачала головой.
– Не заставляй меня срывать его с тебя. Ты должна мне это показать. Мы же вместе в этом участвуем, помнишь? Это значит ты должна разделить боль и сказать правду.
Ее плечи опустились. Она колебалась слишком долго. Наконец она склонила голову.
– Пожалуйста ... пожалуйста, не считай меня уродиной.
– Что? – я резко выдохнул.
– Зачем ты вообще говоришь такое?
Судорожно втянув
Я впитывал ее мысли - отчаяние, боль, конфликт, гнев. Но больше всего -парализующая безнадежность. Моя душа превратилась в пыль, когда тёмный материал медленно соскользнул с её головы и увидел то, что она пыталась скрыть.
Я не мог говорить.
Я не мог думать.
Все, что я мог делать, это смотреть и наполняться такой яростью, такой гребаной ненавистью, что слезы выступили у меня на глазах.
Она не могла смотреть на меня, уныло ссутулив плечи.
— Я ... я ... — она сдалась, спрятав лицо в ладонях и отпустив печаль.
Ее потрясающие волосы теперь были разной формы и длины. Растрепанные пряди каскадом падали ей на руки.
Они заплатят. Они, бл*ть, заплатят за это.
Дрожа от ярости, я притянул ее к себе и сжал в объятиях.
– Гребаные ублюдки.
Она повернулась в моих объятиях, обняла меня и тихо заплакала, уткнувшись мне в шею. Я погладил ее по спине, по шее, по растрепанным прядям волос. Это было так по-другому, так странно.
Вот что было так неправильно. Почему она чувствовала себя так странно.
Ее мужество исчезло, как и прекрасные волосы.
Я должен это исправить.
Я понятия не имел, как это сделать, но не мог позволить ей страдать.
Отпустив ее, я прошествовал в конец конюшни и схватил ножницы из кладовой. Вернувшись назад, я сел позади нее на тюк сена и, не говоря ни слова, смахнул спутанные пряди и поцеловал ее в шею.
В тяжёлом молчании, я подравнял кончики её волос.
Я изливал в нее свою любовь и преданность с каждым порезом, жертвуя собой за каждую отрезанную прядь.
Мое сердце бешено колотилось, когда ее волосы упали на сено, вплетая золото в чёрное. Она дрожала и икала со слезами на глазах, но не остановила меня. Во всяком случае, ее плечи расслабились, и она позволила мне исправить ту боль, которую причинила моя семья.
Я не торопился.
Я погладил ее, напоминая, что забочусь о ней, обожаю и никогда не причиню ей вреда. Мягкая густота ее волос проскользнула сквозь мои пальцы, становясь все более однородной по мере того, как я ухаживал за ней.
Я не только привел в порядок ее волосы, но и душу тоже. Я почувствовал, как она исцеляется, склеивая разрозненные кусочки, превращаясь обратно в Нилу, которую я знал и которой поклонялся.
Я влюбился в нее еще больше, потому что она показала свою силу не потерять себя.
И она сделала это для меня.
Под моим прикосновением она ожила.
Подчиняясь моей силе воли, она вздохнула свободно и счастливо.
Это не заняло много времени, обходя вокруг ее подбородка, я расчесал черные пряди. Сделав последний штрих, я откинулся на спинку, впитывая ее, заново знакомясь с этой новой женщиной, которая держала мое сердце так же уверенно, как и та, которую я оставил позади.