Четвертый кодекс
Шрифт:
И удобный момент настал именно сейчас – они стояли с уэй-тлатоани бок о бок, а охрана и странный человек в маске – на достаточном отдалении. Но Евгений был не в силах шевельнуть ни одним мускулом, словно был отравлен парализующим ядом.
– Я знаю, что вы хотите убить меня, - тихо произнес Монтесума. – Конечно, я имею то же намерение в отношении вас, хоть и не испытываю к вам ненависти, исключительно уважение. На моем месте любой правитель – и ваша царица, и королева Британии, и президент Единой Европы, и все остальные – уже бы вас ликвидировали. Ради спасения своего государства и своего народа. Потому что вы представляете собой неразрешимую загадку, а это
– Мы должны понять, что это за чертовщина, - глухо произнес Кромлех, глядя на скелет.
Император кивнул.
– Вас необходимо тщательно обследовать. Эти останки свидетельствуют, что при жизни человек перенес многие травмы и серьезные интоксикации. Мы должны выяснить, чем ваше тело отличается от... вашего тела из прошлого. А потом... потом я приму решение.
Евгений осознавал, что Монтесума не оставил ему никакого выхода – даже самоубийства. Он безропотно отдаст свое тело для исследований – чтобы разгадать эту безумную загадку. И еще он понял, что те же самые чувства испытывал и уэй-тлатоани – помимо долга разгадать волю богов и желания обезопасить свою державу и трон, его, как и Кромлеха, пожирала жажда личного познания тайн вселенной. Евгений явственно чувствовал обволакивающую останки ауру – след сил, начало которых лежало не в этом мире, и жаждал постигнуть их... Еще он подумал, что при других обстоятельствах они могли бы подружиться с владыкой Великого Ацтлана, потому что, в сущности, очень похожи... Но таких обстоятельств сейчас не существовало, да и не предвиделось.
– И вот еще что, - медленно произнес Монтесума. – Судя по генетической экспертизе, этот… человек, - он кивнул на кости, - он… мой предок. Ученые утверждают, что это –основатель правящей династии Великого Ацтлана.
Кромлех молча и пристально посмотрел на уэй-тлатоани, поклонился ему и позволил страже увести себя.
Дописав эпизод рассказа, где юный людоед спасает на охоте короля Людовика XIII, Евгений упорно подавлял в себе мысль, что творит этим новую историческую реальность. Так недалеко было признать за собой божественные способности...
Нечто подобное говорил ему Дельгадо в том сне – не сне в сарае. Сначала Евгений был склонен думать, что стал жертвой галлюцинации, вызванной нервным напряжением и неведомым наркотиком, которым его отравили. И вот теперь все эти успокоительные соображения оказались разрушены древним скелетом.
Устав ломать голову над этой инкарнацией Кота Шредингера, Кромлех вытащил из машинки последний напечатанный лист, положил его сверху на стопку написанных за сегодня, и, не раздеваясь, растянулся на низкой лежанке. Ночью охранник заберет стопку, но утром все будет возвращено – очевидно, после копирования.
Однако сон не шел – его мозг продолжал попытки выстроить логическое объяснение парадокса. Пусть даже и невероятное. Факт тождества его тела и тела умершего без малого четырнадцать веков назад человека ставил его перед обескураживающим выводом: его творчество основывалось не на фантазии, а на призрачных воспоминаниях, оставшихся от его иной личности – человека, на чьи кости он смотрел...
Но как такое может быть?!
– Циклическая личность, - раздался над ним смутно знакомый голос.
Кромлех открыл глаза и увидел в темноте смутный силуэт. Охранник? Но почему он не слышал, как тот зашел? И почему он говорит по-русски?..
Родной язык Евгений опознал и визуально: слова пришельца возникли перед ним в воздухе. История повторялась.
Это был сон, но Кромлех уже знал, что сны такого рода весьма опасны. Поэтому он собрался и сел на своем ложе.
– Что это значит? – спросил он неясную фигуру.
Излишне говорить, что его слова тоже повисли в воздухе.
– Человеческие существа, связанные потоком однородной энергии, - голос пришельца был обманчиво мягок и вкрадчив, и где-то Евгений его уже слышал. – Вроде энергетических гроздей. Или бус. Речь не о реинкарнации, а единой личности, разбросанной во времени и пространстве.
Говорящий незаметно приблизился, и Евгений понял, что это тот самый человек в маске черепа, который сопровождал уэй-тлатоани.
– Кто вы? – спросил Кромлех.
– Сиуакоатль, - ответил тот.
Всесильный «серый кардинал» Великого Ацтлана, верховный жрец, «тень тлатоани», практически, вице-король. И истинный глава ягуаров...
«Ника!»
– Вижу, вы намереваетесь убить меня, - раздался из-под маски язвительный голос. – Не стоит, Кромлех-цин. Во-первых, тогда вы не узнаете, что будет в этой истории дальше. А во-вторых, неужели вам не стыдно убивать старого знакомого?
Ночной визитер снял маску и Евгений оцепенел, узнав лицо Антонио Дельгадо.
***
Илона Линькова. Великий Ацтлан, Старая столица (Чичен-Ица). 20 сентября 1980 года (12.18.7.4.18, и 13 Эцнаб, и 1 Чен)
В Великом Ацтлане не любили название Чичен-Ица, обычно именуя этот древний город Старой столицей. В отличие от вторгшихся в Майяпан в темные века тольтеков, поначалу разрушавших майяские города, убивавших их жителей и сжигавших рукописи, чтобы истребить память об империи майя, ацтеки напрямую выводили свою правящую династию от самого Кукулькана-Кетцалькоатля. Соответственно, Майяпан в официальной историографии значился предтечей Ацтлана. Но там до сей поры предпочитали не заострять внимание на том, что создал древнюю империю отнюдь не народ науа. Да и этноним ица не располагал особенно афишировать старинное название города – это майяское племя особенно долго и упорно сопротивлялось ацтекам.
Но для всех майя город по-прежнему оставался Чичен-Ицой, столицей Пернатого Змея, Величайшего, Который Вернется. Вообще, весь этот регион оставался непреходящей головной болью любого правительства в Теночтитлане. Майя, разделенные на разные, часто враждующие кланы, помнящие древние, уходящие еще во времена до пришествия Кукулькана, распри между городами-государствами, по отношению к империи науа дружно испытывали неприязнь, переходящую в открытую враждебность. В этом, кстати, была и причина повального диссидентства в среде ацтланской творческой элиты, в которой этнических майя было более чем достаточно.
В населенных ими восточных провинциях Великого Ацтлана постоянно возникали заговоры и антиправительственные движения. Они жестко подавлялись Теночтитланом, но вновь и вновь возрождались, а в джунглях вечно тлели очаги партизанской войны. Несмотря на то, что Чан Балам, столица повстанцев, был еще в начале века взят и сровнен с землей, а три Говорящих креста показательно сожжены, их культ жил. Теперь, по словам крусоб, волшебные кресты могли появиться и начать пророчествовать в любом месте.