Четвертый поросенок
Шрифт:
— А самой-то сколько?
— Двадцать.
Яга тоже зашла чуть позже навестить новоиспеченную мать с потомством. Поцокала языком над детишками.
Спросила:
— Имена, что, не придумала? Девять месяцев же было. Я вас, Иволгиных знаю, заранее ждете тройню, али двойню. Или так и будешь — по номерам?
— Придумали, — призналась Настя. — Только по четыре имени для мальчиков, и столько же для девочек — не уверены были, кто родится. Так что Паша приедет, пусть сам называет.
Посмеялись дружно. Потом Михалыч с Ягой отобедали, помогли
Скоро, осторожно придерживаясь за стенку, спустилась Настя, улыбаясь так блаженно, что просто радость за нее брала — отмучилась.
— Все спят, — объяснила она, — а мне так есть захотелось! Больше всего — горячего чаю.
— Садись-садись, — обрадовалась Люся. — Михалыч сказал можно, там у тебя всё в порядке. Сейчас я чаек тебе сделаю, с молочком.
— Спасибо. А потом помоюсь пойду. Банька не остыла ещё?
— Я сейчас дров подброшу. Вы тут как? Справитесь? — спросила Маруся, глядя, как хлопочет худенькая докторица.
— Ой, — всплеснула руками Настя, — ты ведь дома своего ещё не видела! Иди, конечно. Знала бы ты, сколько я ребятишек соседских вынянчила, не сомневалась бы!
Маруся прихватила свои вещи и вышла во двор, полной грудью вдыхая чистый вечерний воздух.
От взгляда вниз, на долину реки Нифонтовки захватывало дух. Вот ведь, действительно, выбрал Василий местечко — переход горной теснины в равнинную низменность. Гаучо окрасил верхушки деревьев алым, и девушка спохватилась — сколько же времени длились роды? По всему выходило, что не больше трех часов — это первые-то, да еще четверня — удивительно. Да и потом часа два-три прошло. Уже почти восемь, а капитана всё нет — не светятся в доме окна. И хорошо, а то бы приехал в самый разгар событий, а ей не до него.
Но заходить в дом без Василия не решилась. Дождется во дворе.
То ли роды так благотворно подействовали, то ли сытный обед, то ли ожидание, но незаметно для себя Маруся задремала, и очнулась резко — со стороны дома Грачевых донёсся знакомый шелест импеллеров коптера. Ночь ещё не вступила в свои права, но сумерки сгустились — зажглись самые яркие звёзды.
Оставив вещи, побежала всё же навстречу, прихватив оружие. Обогнула дом Настасьи и почти добралась до скального выступа, за которым находилась «парковка», как из-за неё вынырнули две высокие тёмные фигуры. И сердце ухнуло вниз, когда первый споткнулся, увидав её. Словно и не ожидал!
— Привет, Маруся, — поздоровался Грачев.
Удалось сглотнуть и буркнуть:
— Ты бы поспешил к жене, Павел. Родила ведь, а ты как на прогулке.
Матерное выражение постаралась не заметить, с удовольствием прислушиваясь к топоту новоиспеченного папаши.
— Ну привет, — хохотнул Савельев, подходя очень близко, — здорово ты его. Помогала?
— Ага. И врач был. — Позволила себя обнять, и сразу вырвалась, увернувшись от поцелуя. — Пойдем, дом свой покажешь.
— Наш дом, Маруся, — поправил капитан с едва заметной досадой в голосе, — а ты чего ж не зашла?
— Тебя ждала, — призналась тихо.
— Прости, что так поздно…
— Да ладно, капитан, я ж понимаю. Грачат завтра уже посмотришь, хорошо?
— Конечно.
Было обидно, что за руку взять не попытался. Но с другой стороны, пока не зашли во двор, нужно было следить, не появится ли какой хищник.
— Погоди! — Савельев распахнул дверь в дом, зажег свет на террасе, а потом спустился и внезапно подхватил Марусю на руки. — Обычай, — усмехнулся в её удивленные глаза, внося в дом.
— Вещи во дворе забыла, — пробормотала она, когда её поставили на пол.
— Я схожу, — он не шевелился, глядя прямо в глаза, и казалось — сейчас поцелует. Даже внутри всё сладко замерло, но капитан развернулся и пошел за вещами, оставив её в смятении разглядывать прихожую.
Василий запер дверь, и улыбнулся широко:
— Вот ты и дома!
— Ага, — так странно она себя чувствовала, что больше ничего не смогла сказать. Никак не удавалось осознать, что это и её дом. — Покажешь?
— А ты не слишком устала? Или голодная?
— Настя накормила.
Теперь он взял её за руку, повел по лестнице наверх. И ей стало интересно, и немного боязно — сразу в спальню поведёт? Ведь проигнорировал же первый этаж.
Василий провел её по коридору и открыл первую же дверь:
— Твоя комната.
Смотрела во все глаза — узкая кровать, застеленная лоскутным одеялом, стол со стулом перед окном, встроенный в стену шкаф, тумбочка, зеркало. На столе ваза с цветами. Глянула на капитана, стараясь скрыть разочарование. А он как раз складывал её вещи и взгляда не заметил.
— Нравится?
— Очень, а ещё что тут есть?
— Может, завтра? — спросил с сомнением. — Устала ведь.
— Не так уж я устала, да и подремать успела.
Уточнять где, он не стал, повел по коридору дальше, открывая двери:
— Тут гостевая — на всякий случай. А это еще одна. Тут удобства. Моя… спальня.
Во все комнаты заглядывала мельком, а тут застыла на пороге. Потом шагнула внутрь, оглядываясь и отчаянно делая вид, что не замечает огромную кровать. Не меньше, чем у Бероева с Дарой Руслановной. Которая «для маневров». Мода сейчас что ли такая? Сама комната угловая, большая, двухсветная. Стол перед боковым окном такой же как в «её» комнате, стульев, тумбочек по обе стороны от изголовья кровати, шкафов — всего по паре… А кровать, откуда ни глянь, занимает центральное место, и не смотреть на неё абсолютно невозможно. Тем более, что покрыта она каким-то пушистым покрывалом, которое так и хочется погладить рукой.