Четвертый позвонок
Шрифт:
– Дорогие друзья! По расписанию теперь у нас должен быть урок истории литературы.
– Аааэээоооххх!
– послышался дружный зевок класса.
– Из классного журнала я узнал, что на последнем уроке вам с помощью учебного фильма было рассказано о сущности литературы. Может ли кто-нибудь из вас теперь коротко ответить, что такое литература в широком смысле слова?
Никто не выразил желания. Джерри спокойно ждал некоторое время, но наконец решил пойти классу еще немного навстречу:
– Все письменные и печатные творения человеческого духа вообще называются литературой...
– Сухо!
– простонала какая-то
Джерри постучал указкой по краю стола и продолжал:
– Однако возьмем теперь литературу в ее более узком значении и рассмотрим ту ее часть, которая называется художественной литературой.
– Мура!
– раздалось на задней парте.
– Старомодно!
– заметил Станислав Валентин Дренцке... и т.д.
– Давайте смотреть кино - предложил кто-то.
– Кино!
– закричал весь класс.
– Давайте нам кино!
– Стереоскопическое!
– заметил Уэсли Кэтзервуд. Мой папаша заплатит.
Джерри ждал тишины. Но наконец он стал бить кулаками по столу и закричал:
– Тихо!!
– Мы имеем право говорить!
– крикнул какой-то круглощекий, упитанный мальчуган в первом ряду.
– Я прошу тишины!
– повторил учитель.
– Это не кинотеатр, а школа.
Джерри подошел к доске, взял мел и повысил голос:
– Для того чтобы дремать или ворковать в темноте, существуют кинотеатры, а в школе Общества свободного воспитания вы насладитесь плодами просвещения. Достаньте записные книжки и ручки! Сейчас мы рассмотрим различные виды, или жанры, литературы. Художественная литература имеет три основных жанра: лирический, драматический и эпический.
Джерри обратил к классу свою спину и прикоснулся скрипучим мелом к блестящей черной поверхности доски. Но едва лишь он успел написать слово "лирика", как получил неприятный удар по затылку. Мел выпал из руки учителя, и он медленно, стирая с затылка красноватый томатный сок, повернулся к классу.
– Кто бросил?
– спросил он требовательно.
Три десятка воплощенных надежд на будущее молчали, как чулок в сапоге.
– Кто бросил?
– спросил Джерри снова.
Ответа не было. Молодые подбородки дружно работали, перемалывая жевательную резину, и вина скрылась в прекрасной солидарности. Джерри снова показал классу спину, поднял с пола мел и неожиданно обернулся назад. Дети сидели, мирно скрестив руки, потому что знали коварные приемы учителей, рассчитанные на то, чтобы захватить врасплох. Джерри вспомнил успокоительные слова седьмой заповеди: "Не зови надзирателя или дворника на помощь, если нет прямой угрозы твоей жизни". И в самом деле: с ним ведь пока еще никакой беды не случилось!
Профессия учителя всегда немного беспокойна, поскольку хорошие советы легче давать, чем принимать. Он решил продолжать урок, как будто совершенно ничего не произошло.
– Итак, наиболее глубоко эмоциональный и в то же время наиболее непосредственный литературный жанр - это лирика. Но пойдем дальше!
Он повернулся, чтобы написать на доске слово "драма", однако оно застряло на первой букве, потому что класс начал теперь широкое наступление. Тухлые яйца и гнилые помидоры взрывались, точно гранаты. Как бывший солдат, Джерри бросился животом на пол и уполз по-пластунски за доску, в укрытие. Протухшие до появления на свет цыплята растекались у него по спине и по плечам, распространяя отвратительное зловоние сероводорода. Обстрел на мгновение прекратился. Джерри воспользовался передышкой, улучив удобный момент, поднялся и выскочил из класса. Неожиданно для Бобо, углубившегося в изучение классного журнала, он вбежал в учительскую.
– Уже кончился урок?
– спокойно спросил психолог, не отрывая глаз от огромной книги.
– Да, - ответил Джерри, с трудом переводя дыхание.
– И вместе с ним окончилась моя учительская карьера в школе свободного воспитания. Я слишком старомоден. Не гожусь в учителя современной молодежи.
Бобо закрыл журнал и встал, чтобы подивиться виду своего друга.
– Тебе не хватает психологической смекалки. Ты, очевидно, не знаешь, что психический процесс нельзя пытаться задержать или приостановить. Э-э... Ч-чем это здесь пахнет?
Бобо потянул воздух своим простуженным носом и только теперь заметил пятна на костюме Джерри.
– Что случилось? Джерри, что ты наделал?
– Я учил, - коротко ответил Джерри.
– Учил?
– Вот именно. Преподавал начала литературы. А в награду был удостоен гнилых томатов и куриных зародышей. Бобо, я думаю уходить.
– Нет, Джерри. Я обещал мистеру Тэккеру, что мы будем исполнять обязанности учителей в течение недели. Ты должен приучить себя к новым манерам, или, вернее, забыть все старые привычки. Я уверен, что злость твоя пройдет, как только ты начнешь исследовать ее интроспективно. Например, экспериментальная психология...
– Перестань, - оборвал его Джерри.
– Ты сумасшедший.
– Ты это говорил и раньше.
– И ты до сих пор мне не веришь? Мистер Нюгард был прав: с учениками этой школы надо разговаривать с пистолетом в руках и противогазом на лице. По классному журналу видно, что здесь еще ни один учитель не продержался больше недели. Я хорошо понимаю, почему они уходили. И я уйду тоже.
Бобо вздохнул:
– Все это оттого, что учителя не способны решать психологические проблемы. Они не понимают, что обучение надо начинать с тренировки человеческих взаимоотношений. Когда я был профессором психологии в Бостоне... Ты не слушаешь?
– Нет. Я иду наверх чистить костюм, а потом к дворнику за ключом от машины.
– Действительно! Мы ведь можем воспользоваться нашей служебной машиной и в перерыв съездить в Пэйнсвилль, - воодушевился Бобо.
Джерри удалился, не говоря ни слова. Бобо пожал плечами и запустил пятерню в свою косматую гриву. Он весь горел учительским вдохновением. Он намеревался посвятить урок теме "Психология и этика" - у него были сделаны уже кое-какие заметки.
Очаровательно улыбаясь, он вошел в класс, наполненный запахами тухлых яиц, гнилых помидоров и прогорклого табачного дыма. Ученики ответили на его улыбку сдержанными смешками, и Бобо ощутил первое конкретное соприкосновение со своими воспитанниками.
– У вас принято курить на уроках?
– спросил он с той же сияющей улыбкой.
– Принято, - ответил маленький, чахлого вида мальчик, имя которого согласно схеме класса, имевшейся на учительском столе, - было Дэвид Бентон.
– Хорошо, - сказал Бобо.
– Может быть, вы и меня угостите сигаретой?
По классу прокатилась волна сдержанного шепота. Соседка Уэсли Кэтзервуда достала из сумочки и бросила Бобо сигарету.
– Благодарю вас, барышня!
– воскликнул Бобо, закурил и сел к столу.