Четвертый протокол
Шрифт:
– Чем ты занимаешься сейчас, Петр? – спросил он.
Глаза Марченко сузились.
– Ты почему спрашиваешь?
– Успокойся, Петр, мы знаем друг друга. Вспомни, кто спас твою задницу в Афганистане три года назад? Ты мой должник. Что происходит?
Марченко согласно кивнул. Он вспомнил: в 1984 году он возглавлял крупную операцию ГРУ против исламских повстанцев у перевала Хайбер. Был там один лидер моджахедов, который совершал рейды на Афганистан с территории Пакистана. Марченко опрометчиво отправил небольшой отряд в Пакистан, чтобы схватить его. Группа попала в переделку. Участвовавшие в операции
Марченко висел на волоске. Он обратился за помощью к Карпову, тот, возглавлявший в то время Управление «С», рискнул одним из своих лучших агентов – офицером пакистанской армии в Исламабаде, – велев ему сделать все, но освободить русского и переправить его обратно через границу. Из-за опрометчивости Марченко мог разразиться крупный международный скандал, а его имя пополнило бы длинный список советских офицеров, сломавших свою карьеру в этой никчемной стране.
– Да, я перед тобой в долгу, но не спрашивай, чем я занимался последние несколько недель. Это специальное задание, почти от самого… Надеюсь, ты понимаешь о ком я говорю? Никаких имен.
Он потеребил кончик носа своими толстыми пальцами и важно кивнул.
Карпов налил еще по одной рюмке. В ход пошла третья бутылка.
– Извини за любопытство, – продолжил Карпов, – не будем больше говорить об этом. Не будем говорить об операции…
Марченко предостерегающе погрозил пальцем. Его глаза налились кровью. Он был похож на раненого кабана в зарослях кустарника, мозг которого затуманен не болью и потерей крови, а алкоголем. Но он был от этого не менее опасен.
– Никакой операции, выброси это из головы. Я присягнул, что сохраню все в тайне… Все мы. Это очень высоко… выше, чем ты думаешь. Не упоминай об этом, ладно?
– И не подумаю, – ответил Карпов, вновь наполняя рюмки.
Пользуясь тем, что Марченко был уже пьян, он подливал ему больше, чем себе, стараясь держать ухо востро.
Через два часа осталась только треть последней бутылки «Ахтамар». Марченко клевал носом. Карпов поднял бокал.
– За забвение!
– За забвение? – спросил Марченко в замешательстве. – Со мной все в порядке. Пей свою содовую в ПГУ, от нее не забудешься…
– Да нет же, – пояснил Карпов. – За то, чтоб забыть о плане. Забыть и все!
– «Аврору»? Да, забудем! Чертовски замечательная идея.
Они выпили. Карпов снова наполнил бокалы.
– И всех забыть. И Филби… и академика.
Марченко кивнул утвердительно. Он попытался выпить еще, но, промахнувшись, попал рюмкой в подбородок.
– Крылов? Задница. Забудем всех их!
Была полночь, когда Карпов доплелся до своей машины. Он немного постоял, опершись на дерево, потом засунул два пальца в рот и выплеснул на снег все содержимое желудка, постоял немного, жадно глотая морозный ночной воздух. Немного помогло. Путь до собственной дачи стал для него кошмаром. Он поцарапал решетку и дважды чуть не сделал аварию.
Людмила не спала. Она уложила его в постель, напуганная тем, что он проделал путь от Москвы в таком состоянии.
В субботу утром Престон приехал в Тонбридж, чтоб забрать сына Томми. Всегда,
Дорожная сумка, коробка со сладостями были в машине. Дорога обратно в Лондон для Престона была блаженством. Он рассказал сыну о своих планах на неделю, которую они проведут вместе, и был счастлив, что сын одобрил их. Но лицо мальчика сникло, когда он вспомнил, что через неделю ему придется вернуться в дорогие апартаменты в Мэйфэре, где жила Джулия со своим другом – промышленником. Этот человек годился Томми в дедушки, и Престон подозревал, что ребенок у старика вызывает раздражение своими шалостями.
– Папа, – сказал Томми, когда они проезжали Воксхоллский мост, – почему мне нельзя жить у тебя всегда?
Престон вздохнул. Непросто было объяснить все двенадцатилетнему мальчугану.
– Потому что, – начал он осторожно, – твоя мама и Арчи не женаты. Если бы я попросил ее об официальном разводе, она бы потребовала с меня определенную сумму денег, которая называется содержанием. Но с моим жалованьем я не могу заплатить эту сумму. То есть у меня не хватает денег, чтобы содержать ее, себя и тебя, чтобы платить за твою школу. Если я не в состоянии заплатить эту сумму, суд решит, что тебе лучше жить только с мамой. Тогда нам пришлось бы видеться даже реже, чем сейчас.
– Я не знал, что все зависит от денег, – грустно сказал мальчик.
– Да, в конечном счете, все зависит от денег. Грустно, но факт. Несколько лет назад, если бы я мог устроить лучшую жизнь для тебя и твоей матери, может быть мы бы не разошлись. Но я был просто военным офицером, и даже когда ушел из армии в министерство внутренних дел, зарплата осталась не слишком большой.
– А что ты делаешь в министерстве внутренних дел? – спросил мальчик. Он пытался обойти тему разлуки родителей.
– Я вроде бы как небольшой чиновник, – сказал Престон.
– Ух, это должно быть скучная работа.
– Да, это действительно так, – согласился Престон.
Евгений Карпов проснулся в полдень в тяжелом похмелье. Только полдюжины таблеток аспирина помогли ему. После завтрака полегчало, он решил пройтись.
Что-то осталось в глубине его сознания: какие-то полурасплывчатые воспоминания, обрывки фраз, имя Крылова. Один из секретных справочников, которые он держал на даче, пояснил: профессор Крылов Владимир Ильич, историк, профессор Московского университета, член КПСС, академик Академии наук, член Верховного Совета и пр., и пр. Это все он знал. Должно быть еще что-то.
Он шел по снегу в глубокой задумчивости, опустив голову. Дети ушли кататься на лыжах, воспользовавшись последними зимними деньками. Людмила шла рядом с мужем. Она чувствовала его настроение и воздерживалась от расспросов.
Вчера ночью она была удивлена, но, с другой стороны, успокоена: до такой степени напиться у дамы сердца невозможно. Скорее всего, он был с кем-то из коллег по ГРУ, так называемых «соседей». Так что подруга с Арбата исключалась.
В начале четвертого его осенило. Он остановился и неожиданно произнес: