Четвертый разворот

Кириченко Петр Васильевич

Выйдя на центральную улицу, Павел Спиридонович сразу же увидел, что многое на ней поменялось: не было ни мостика через канаву, ни самой канавы — по всей улице теперь стелился асфальт. Стало просторнее, но как-то безлико. На том месте, где они снимали когда-то квартиру, выстроили гостиницу. Рядом стоял двухэтажный магазин, и Павел Спиридонович потоптался в нерешительности, не зная, зайти ли в магазин или пройтись еще. Вокруг было довольно людно, оживленно...

— Павлик! — услышал он и от неожиданности вздрогнул:

так его давно никто не называл.

Оглянулся и увидел молодую женщину, которая, улыбаясь и махая рукой, шла к нему. Лицо ее показалось Павлу Спиридоновичу знакомым.

— Вот и встретились! — живо сказала женщина, подойдя. — Здравствуй! — И протянула руку, улыбаясь. — Никак не ожидала!..

— Здравствуйте! — Павел Спиридонович как-то поспешно пожал женщине пальцы, тоже улыбнулся, хотя и несколько смущенно: встреча действительно вышла неожиданной, да к тому же он не мог вспомнить имени.

— В гости?

— Да, в гости, — ответил Павел Спиридонович и зачем-то оглянулся. — Приехал, знаете... Так сказать, места родные... Старики мои здесь обитают...

Женщина смотрела на Павла Спиридоновича радостно, с удивлением, будто ждала, что он скажет что-то важное, и понимающе кивала головой. Встреча так взволновала ее, что у нее закраснелись щеки; молодое, очень милое лицо в волнении стало еще живее, глаза блестели, а маленький шрам на щеке придавал ей необъяснимую привлекательность.

— А я иду, гляжу, — сказала она, когда Павел Спиридонович, промямлив о родителях, замолчал. — Гляжу — Павлик!.. Даже не поверила! Надо же, вот встреча!..

— Да, — согласился он, чувствуя, как ему тяжело говорить. — Встреча, конечно... Как поживаете?

— Хорошо, — ответила женщина, будто отмахнулась от вопроса. — Я сразу-то и не узнала: ты или не ты... Возмужал! Рассказывай, как там!., где?.. Ну прямо не узнать! — еще раз воскликнула она и в порыве схватила Павла Спиридоновича за локоть. — Бывает же такое!..

— Да, — сказал он. — Да-да!..

— Столько не виделись и — вот...

— Годы прошли, — разумно сказал Павел Спиридонович, страдая оттого, что никак не может вспомнить имя женщины. — И годы немалые...

Они помолчали; женщина все так же смотрела в глаза Павла Спиридоновича.

— Да, годы, — согласилась женщина, вздохнула, у нее даже голос изменился, лицо стало серьезным, и только глаза все еще улыбались. — Я так рада, что встретила... вас. Очень рада.

Павел Спиридонович улыбнулся, но промолчал.

Говорить было вроде бы и не о чем — они постояли с минуту, глядя друг на друга, а затем женщина протянула руку.

— Отдыхайте хорошо, — сказала. — Прощевайте!

— Всего доброго... — проговорил Павел Спиридонович и даже голову наклонил. — До свидания!

И они расстались.

Гулять по центру Павлу Спиридоновичу расхотелось, и он отправился домой. Возвращаясь теми же улицами, брел неторопливо, не смотрел ни на дома, ни на сады, а думал о встрече с женщиной. Он вспомнил ее имя — Люся. И вместе с именем вспомнился тихий летний вечер и то, как он возвращался домой

с танцев. Собственно, он даже не дождался, когда они закончатся, потому что не встретил никого из одноклассников и заскучал. По дороге домой он обогнал девушку в светлом платье и удивился, когда та его окликнула и сказала, что они — соседи. Разговаривая, они пошли вместе... Тогда он приезжал на каникулы, и выходило, прошло лет пятнадцать. Вспоминая неожиданную встречу, Павел Спиридонович подивился тому, что Люся казалась значительно моложе; прикинул: ей было годов тридцать, а выглядела она совсем девушкой: стройная, подвижная, лицо чистое. Тогда, ночью, он как следует и не разглядел ее, и казалось только, что она очень красивая... Павел Спиридонович хмыкнул, подумав, что в темноте все кажутся красивыми...

Дома его ждали: отец нетерпеливо ходил по двору и, наверное, не раз выглядывал за ворота; мать стояла у плиты, на которой что-то ворчало и шипело. Пахло свежим борщом, который так любил Павел Спиридонович, разваренной капустой и укропом. Как только он появился, отец мигом достал из погреба запылившуюся четверть вина, бережно вытер ее тряпкой и, не скрывая радости, сказал:

— Это для тебя держал! — Хитровато улыбнулся, сморщинив лицо, и продолжал: — Яблоки падают, спасу нет. Так я заходился и сделал. Попробуем?..

Павел Спиридонович ответил, что непременно попробуют, улыбнулся, глядя на отца и на ту серьезность, с которой тот устраивал бутыль посреди стола, и подумал, что родители всю жизнь прожили в заботах: то дом строили, то сарай, старались побольше заработать — то на хлеб, то к хлебу; никогда никуда не ездили, да и ходили мало куда. Все дома да по дому, может, поэтому они так рады его приезду, стараются угодить в самой малости, а он приезжает к ним как бы украдкой.

— Знаете, кого я встретил? — сказал Павел Спиридонович веселым голосом, стараясь отогнать печальные мысли. — Люсю... Фамилии, правда, не помню.

— Люсю? — переспросила мать, отрываясь от плиты и глядя на сына. — Какую Люсю?..

— Она на углу живет, вот как в магазин идти...

Отец слушал молча, но с интересом, морщил брови и глядел на сына вопросительно, какая такая, мол, Люся и что с того, что встретил.

— Давно когда-то провожал ее домой, — пояснил Павел Спиридонович.

— На углу... — пыталась вспомнить мать. — Кто же там, на углу... А... Это, наверное, Горячихина дочка?.. Да, Люся... Они раньше нашими соседями были, их дом у старой бани стоял.

— Тогда и я знаю, — вставил слово отец. — Это та, которая со свадьбы убежала.

И довольно посмеялся.

— Не стыдно тебе, — посовестила мать. — Сплетни пересказываешь, молчал бы уж. — И, повернувшись к сыну, добавила: — Она долго, сынок, замуж не выходила, все ждала кого-то или как — не знаю. А потом, когда свадьбу настроили, раздумала... Скандал и правда был большой. Теперь вроде как живут хорошо. Ну, что? — спросила другим голосом. — Буду насыпать?..

— Давай, давай, — нетерпеливо буркнул отец. — Пора обедать.