Четвёртый Рим
Шрифт:
Теперь Великий Благодетель находился на грани жизни и смерти. Приговор будут зачитывать Верховный Судья и директор Службы Безопасности.
За сетчатым забором, показалась ещё одна процессия, на сей раз в сопровождении солдат генерала.
Вот и они. Верховный судья, директор СБИ, патриарх Церкви и ещё несколько представителей высших чинов и сословий Ирия. Старая знать и члены Консоциума.
При виде их, толпа наконец-то успокоилась, осознавая неотвратимость наказания для преступника.
— Семёнов Андрей Николаевич, — объявил во всеуслышание
Андрей демонстративно фыркнул.
— Ты предал доверие Хозяина. Поднял бунт и принёс хаос в наше великое общество! Жертвами твоих амбиций стали более миллиона жизней.
— Ох увольте, — устало произнёс Семёнов — Меня не волнуют страдания черни, как и вас. Но я, хотя бы это признаю.
По толпе прошёлся неодобрительный гул, который был упреждён строгим выговором главы спецслужб.
— Тихо всем! — рявкнул директор СБИ и люди подчинились. Судья продолжил зачитывать приговор:
— Ты развязал гражданскую войну, вбив клин в единство нашего народа и пытался узурпировать власть.
От этих слов, выражение на лице Андрея Семёнова изменилось. Снисходительное презрение и злорадство, сменилось дикой яростью. Казалось, что осуждённый вот-вот разорвёт путы и подобно зверю, вцепится в глотку Верховному судье.
— Ложь! — зарычал он — Кайдановский, как ты смеешь?! Ты знаешь, кто на самом деле начал эту войну! Пока вы, лживые лицемеры, прятались, то кто встал на защиту ваших гнилых душонок? А?!
Ответом ему был кивок директора СБИ одному из наёмников. Андрей Семёнов тут же получил прикладом автомата по голове. Тот осел на одно колено и глухо зарычал от боли.
— Твою жажду власти превосходит только твоя жестокость и жажда убийства, которой не место в нашем великом обществе. Властью данной мне Хозяином и Пятью Семьями, я приговариваю тебя к пожизненному заключению. Ты проведёшь остаток своих дней в месте, которое стало отсчётом твоих злодеяний. Вместе с теми, кого ты убил и чьи останки гниют в этой шахте вперемешку с углём.
Последние слова Верховный говорил в пол оборота, указывая рукой в сторону заброшенной шахты, ранее бывшей кладезем рабочих мест для людей самых низких сословий. Теперь же, даже самые нуждающиеся бедняки, обходили это место стороной, считая проклятым.
Толпа снова за скандировала, но на сей раз их крик был торжественный. Правосудие свершилось.
— Вы ещё вспомните, обо мне, — воскликнул Андрей, когда его вели в сторону шахты — Думаете, что уничтожив меня, отделяете зёрна от плевел. Но истинное зерно — это я. Вы же — кучка лицемеров, за красивыми словами о гуманизме и законности, прячущие свою трусость. Вы не выше меня, только потому что, в лишний раз, боитесь замарать ручки. Посмотрим, что вы скажете спустя пятьдесят лет, когда Антихрист опять поднимет голову!
Конвой скрылся за входом в шахту. Григорий Никитин тяжело вздохнув, снял фуражку и вытер рукой, выступивший на лбу пот. Гражданская война в Ирие, закончилась ещё два месяца назад, но только теперь, он чувствовал облегчение и усталость. Словно с него сняли тяжёлый обруч.
— Наконец-то кончилось — адъютант чувствовал тоже самое.
— Надеюсь, — сказал Никитин с лёгким сомнением в голосе.
— Господин генерал, разрешите задать вопрос?
— Валяй.
— Почему Семёнов, только что грозился возвращением Красного Пророка? Он же мёртв.
Григорий Никитин нахмурился, думая над ответом. Идея. Она бессмертна. Этот вирус невозможно уничтожить, истребив заражённых. Её нельзя закопать, создать вечно действующую вакцину или выработать иммунитет. Идея адаптируется, мутирует под обстоятельства и возрождается.
— Семёнов всего лишь безумный старик, который придумывает себе врагов и сам с ними борется. А страдаем мы. Не слушай его.
Краем глаза генерал заметил патриарха. По традиции, за любого осуждённого преступника молятся. Но глава церкви лишь провожал приговорённого взглядом полным разочарование и отчаяния. Григорий усмехнулся ещё одной иронии. Православная церковь отреклась от наиболее фанатичного христианина.
Глава 1: Возвращение мертвеца
Сергей не любил дождь. Уже давно он лишь пробуждал в сердце боль и уныние. Глядя в плачущее небо, закрытое пеленой серых туч, Сергей чувствовал себя жалким.
Сергей подставил ладонь под льющиеся струи, чтобы затем выпить набравшуюся горсть воды. Слёзы Бога — так отец называл дождь. Господь плачет всякий раз, как смотрит на своё творение. На то, что от него осталось и во что оно превратилось.
Горожане сновали туда-сюда, прикрываясь от дождя зонтами, а по проезжей части разъезжали на авто местного производства, более состоятельные граждане. И только один молодой человек, никуда не спешил, стоя и наблюдая за суетливыми тенями. Он родился в Староярске — городе на южной границе Ирия, но в семнадцать лет покинул родину вступив добровольцем в Багдадскую кампанию. Спустя десять лет он вернулся домой, с закалённым телом и искалеченной душой и понял, что дома у него больше нет. И дело было не в жилье.
Квартирка на нижнем этаже небоскрёба-улья, осталась нетронутой, несмотря на десятилетнее отсутствие. Действительно, никому не нужна тесная халупа в самой дыре. Но Сергей всё равно чувствовал себя чужим. Воскресшим мертвецом.
Жизнь Ирия била своим ключом и никому не было дело до молодого ветерана. Наивно было думать, что спустя десять лет его встретят, как героя войны с другого конца света. Напротив, в аэропорту его не встретили даже родственники, которых итак не осталось. Но уйдя добровольцем на другой конец Земли, Сергей плевать хотел на признание народа. Он лишь хотел одобрения и благословения, одной единственной семьи.
Элитный квартал города, заметно выделялся от общей социальной картины. Высотные здания, в отличии от плебейских ульев отличались более ровным и симметричным дизайном, выполненным лучшими архитекторами в стиле Старой эпохи. Улицы были более чистыми, и Сергей поразился виду зелёных лужаек и детских площадок. И самое главное — тут было безопасно, как днём, так и ночью. Элитный квартал патрулировали охранники из ЧОПа, и ограждался от посторонних, высокими стенами из бетона и железа, увенчанный спиралью колючей проволоки.