Четвертый Рим
Шрифт:
Дорога была абсолютно пустой, только впереди впечатанный в бледное марево рисовался гигантский каменный треножник сверхсовременного обиталища санкт-петербургских миллионеров. Белобрысый мальчик внимательнейшим образом разглядывал Луция, пока тот гнал машину по шоссе, уже не представляя, куда оно ведет. В пылу и ажиотаже погони юноша вовсе о нем забыл, пока этот неведомо зачем попавший к нему пассажир не разомкнул упрямо сомкнутые губы и не спросил деловито:
— В случае чего будем отстреливаться или пропадать ни за грош?
С этими словами он, как будто бы всю жизнь прокатался в салоне этой машины, открыл нажатием еле заметной выпуклости на панели
Продолжая гнать по прямому шоссе, Луций бросил на мальчишку косой взгляд, оторвал руку от руля, отчего машина вильнула вправо, а потом влево, и перехватил пистолет за дуло. Не глядя, он отбросил его на заднее сиденье, отчего заслужил укоризненный взгляд мальчика.
— Раз в году и палка стреляет, — деловито сказал мальчик, — а что, если бы эта игрушка плюхнулась бы на пол и разрядилась в вас?
Луций, еще весь дерганый и злой, притормозил машину и приоткрыл перед мальчиком дверцу.
— Убирайся отсюда, — закричал он. — Откуда ты вообще взялся, сопляк!
— А я думал, мы едем к Василию, — вовсе не глядя в его сторону, с каким-то обидным равнодушием проговорил Вадик. Великодушно не обращая внимания на состояние, близкое к нокдауну, в которое впал Луций, он добавил: — Гони, не гони, по прямому шоссе от полицейских не уйдешь. Вон они снова на хвосте.
И действительно, в тот же миг Луций услышал истонченный расстоянием писк сирены и в зеркальце обзора увидел две еще очень далекие точки при въезде на шоссе.
— Если хотите почти бесплатно умный совет, — с тем же полным равнодушием добавил белобрысый ребенок, — свернем в ближайший проулок и оставим эту ржавую рухлядь на съедение, а сами уйдем через проходники, благо они досконально все мне знакомы.
Луций не имел времени для размышления. На первой скорости он пустил машину на боковую дорожку, не тормозя, въехал в какой-то отгороженный от шоссе то ли двор, то ли стадион с разметками для бега и прыжков в длину и хотел уже остановиться и выскочить, но хитрый мальчишка сердито дернул его за плечо и почти приказал ехать по стадиону налево, потом по какой-то внезапно возникшей аллее направо и еще раз налево под уклон.
Луций сбился со счета, сколько раз они поворачивали между газонами и стоянками для машин, детскими площадками с обязательными водными горками и бассейнами, одно-и многоэтажными гаражами, какими-то стеклянными, без окон и дверей кубами непонятного для Луция назначения, пока не въехали в скрытый от глаз закуток, где и бросили машину.
Луций выпрыгнул из нее первым, а мальчик застрял. Он перегнулся назад и что-то нашарил на заднем сиденье, а когда с довольным видом вылез вслед за Луцием, за поясом у него уже блестел в солнечных лучах пистолет.
Луций потянулся к оружию, но Вадик досадливо на него посмотрел.
— Точно такой же водяной я носил еще утром, — сказал он. — Кто же будет приглядываться, что там ребенок таскает.
И Луций отступился. Он уже начинал привыкать, что мальчишка оказывается всегда прав.
— Где же Василий, — спросил он, не переставая нервно оглядываться кругом и временами срываясь с быстрого шага на бег.
— Есть хочется, — вздохнул прилипший к нему мальчик. — И пистолет тяжелый, ремень оттягивает. А от этого еще больше есть хочется. Кстати, мои-то родители уже знают, что я, как понервничаю, должен сразу и основательно подкрепиться. В отличие от вас за ними не задерживается. Не сразу, конечно, я их приучил. Тоже, как вы смотрели, коровьим взглядом
Луций ошалело, но с уважением на него посмотрел. Было до того тихо, что хотелось что-нибудь крикнуть. Круглая оливковая тучка набежала на солнце, и двор погрузился в фантастический зелено-серый туман. Кругом текла своя мирная сытая жизнь. Краны с автоматическим управлением, крутясь, поливали зеленую траву на лужайке. Какой-то мужчина, полуголый, в одних плавках, шел, помахивая ракеткой, к теннисному корту, дразнящему сочной, коротко постриженной травой.
Рядом с кортом голубой сверкающей призмой выгибался бассейн. Несколько, так же как и теннисист, обнаженных до пояса девиц сидели и лежали вокруг на кафельном берегу. Луций после пуританской Москвы сначала не поверил своим глазам, а потом застыл на месте, пока Вадик не ткнулся носом ему в спину. Чтобы скрыть замешательство от впервые в его семнадцатилетней жизни увиденных прекрасных голых тел, Луций задал Вадику вопрос, который вначале вертелся у него на языке, а потом исчез под воздействием опасности.
— Василий-то далеко отсюда? Мы пойдем к нему?
— Недалеко, — отвечал Вадик очень сурово. — Василий совсем недалеко. Но скажите мне, как, я понимаю, мудрый брат, только откровенно скажите: вы от природы в некоторые моменты придурковаты или с таким талантом носите маску идиота, что она к вам насовсем припечаталась? То есть как родная. А Вася с таким восторгом о вас рассказывал. Разве не идиот собирается привести на хвосте полицию к родному потерянному брату, и только идиот не понимает, что пиццерия — это последнее место, где вас будут искать. Потому что в их полицейских учебниках пишут, что преступник всегда удирает или закапывается, а вовсе не садится закусывать в эпицентре преследования. Вот на этом мы и должны их переиграть, а не идти прямым путем в ловушку и брата не подставлять. Может, на вас жара плохо действует, — добавил Вадик сочувственно. — Так в пиццерии можно испить замечательно холодного пива и, скажем, взять лимонад и мороженое для меня.
Пиццерия обворожила Луция своими зеркальными стенами с красными отворотами и переплетами окон, обилием отражений живых людей, сидящих в креслах, за стойкой и в холле, невероятной сочностью и ароматом самой пищи. Несмотря на ранний час, зал был переполнен. Небольшой оркестр играл в углу на возвышении тягучую восточную музыку, воображая, что это национальный итальянский стиль. Официанты метались между столиками с подносами, уставленными блюдами и бутылками с вином.
Уплетая один за другим куски поджаристой пиццы, Вадик, не переставая жевать, умудрился вполне внятно рассказать, что приняли Василия в турецкую баню помощником массажиста. Баня, оказывается, располагалась в самом центре города, и при мысли, что брат совсем близко, душистая пицца встала у Луция поперек горла.
— Запей пивком, — спокойно сказал при виде его мучений и кашля вредный мальчик, и тотчас по мановению его пухлой руки официант принес два больших бокала темно-коричневого пенящегося напитка.
Луций залпом выпил свой бокал и почувствовал, как заледенели кончики пальцев, держащие стекло. Когда он отдышался, то почувствовал, что из-за соседнего столика на него, насмешливо улыбаясь, смотрит загорелый мужчина в черной футболке и белых шортах, весь обвитый золотыми браслетами, золотым ожерельем, с десятком золотых перстней на пальцах.