Четвертый тост
Шрифт:
– Между прочим, я занимаюсь своим ремеслом сорок лет, – с обидой, но и с некоторой гордостью заявил хозяин «юбелирус варстатус», а говоря попросту, ювелирной мастерской.
Костя ничего не сказал, но состроил гримасу, при виде которой любой мог бы понять, что его одолевают нешуточные сомнения.
Он добился своего: этот то ли ювелир, то ли «юбелирус» прямо-таки взвился, выхватил у него пакет и живенько развернул:
– Нет уж, извольте убедиться! Есть какие-то сомнения?
На свет божий появился не самый диковинный, но все же неожиданный
– Ну-с? Есть претензии? Откровенно говоря, Костя и не представлял, какие у него могут быть претензии. На оборотной стороне все было, как надлежит: девиз «Польза, честь и слава», дата «1994». И номер. Чем-то смутно знакомый… или нет? Да ведь…
– Я интересуюсь, у вас есть претензии? – не унимался ювелир.
– Да нет, знаете…
– Вот и прекрасно. – Он демонстративно отвернулся, уселся за столик и принялся преувеличенно внимательно вертеть в пальцах какой-то несложный инструмент. Клиенту явно предлагалось считать, что товарно-денежные отношения закончились, что полностью соответствовало истине, ибо деньги давно заплачены, а товар только что получен.
– До свиданья, спасибочки, – вежливо распрощался он, спрятав пакетик во внутренний карман.
– Не за что, – сухо отозвался ювелир, не поворачивая головы. – Захаживайте.
Колокольчик вновь звякнул над головой. Сделав несколько шагов по улице, Костя невольно покрутил головой. Теперь он знал, что не ошибается. Вот только как это прикажете понимать, если…
– Минуточку!
Он остановился и поднял глаза. Вплотную стояли те двое, парочка хвостов, искусный и не очень. Тот, что моложе, проворным жестом фокусника извлек закатанную в пластик карточку и поводил ею перед глазами:
– Фам исфестно, что это есть?
Капитану Глухову это было прекрасно известно: цветная фотография, две печати, герб, наискось полосочка цветов государственного флага… Не ребус. Местная охранка. Однако бандюк Толик по кличке Утюг не обязан был знать по причине неразвитого интеллекта, что ему сейчас суют под нос – ксиву местной охранки или членский билет общества любителей нудизма. А потому он, надеясь, что его физиономия выглядит достаточно удивленно и тупо, недружелюбно сказал:
– Я по-вашему, братан, не волоку… Теперь слегка растерялся белесый:
– Чьто?
– Не волоку, – сказал Костя. – Не секу, не врубаюсь.
Кажется, то, что он говорил, лингвистические способности белесого явно превышало. Потому что тот, что постарше, поторопился вмешаться:
– Мы из управления контрразведки. Надеюсь, вам понятно.
– Понятно, братила, чего ж тут непонятного? – сказал Костя. – А ты на старом – т о языке хорошо волокешь. Кэгэбэшник, поди, бывший? Интересно, как же ты прошел эту самую… перлюстрацию?
На миг старший дрогнул лицом, даже, такое впечатление, боязливо покосился на молодого напарника, но справился с собой, сухо сказал:
– Вам придется пройти с нами.
– А с каких таких щей? Ничего вроде бы не нарушал…
– Не састафляйте нас прибегать к применению силы, – сообщил белесый, отвернувшись, сделал скупой жест, и к ним моментально подлетела машина, совершенно штатского вида старенький «опель». – Сопротифление по нашим саконам карается.
Ну что тут поделать? Пришлось лезть в машину следом за тем, что постарше. Особой тревоги не было, но на душе, понятное дело, стало неуютно.
– У меня все документы в порядке, – запустил он пробный шар.
– Никто и не сомнефается, господин Тулупов, – глядя перед собой, сообщил белесый.
– А чего тогда произвол лепите?
– Ф чем фы фидите происфол? – пожал плечами белесый и демонстративно отвернулся.
– Ордер на арест где?
– Никто фас не арестофыфает. Фас приглашали на беседу.
И больше он не проронил ни слова. Ехали не так уж долго, минут десять, машина остановилась перед зданием казенного вида. Нет, пожалуй что, не декорация: вывеска соответствующая, у крыльца две полицейские машины, вон и полицаи в форме кучкуются… Именно что полиция, судя по вывеске. Почему же не прямо в контрразведку, любопытно бы знать?
Его провели в боковую дверь, в комнатушку, где за столом сидел усатый хмырь с сержантскими нашивками. Заставили вытряхнуть все из карманов на стол, поверхностно охлопали. Покопавшись в немудреных вещичках, сержант извлек из черного чехла приличных размеров перочинный нож:
– Сачем фам оружие?
– Да какое это оружие? – пожал плечами Костя. – Это ножичек.
– А сачем?
– Колбаски порезать, пиво откупорить…
– Цифилисофанные люди пифо откупоррифают специальным… – он замялся, то ли забыл, как это будет по-русски, то ли сам плохо представлял, как зовется та штука, которой откупоривают пиво «цифилисофанные» люди. – Распишитесь.
– Не буду.
– Поч-чему? Это протокол обыска.
– А кто вас знает, – сказал Костя, не особенно стараясь обострять, но и не стоя навытяжку. – Может, вы там написали, что я хотел вашего президента шлепнуть, я ж по-вашему не читаю. Президента там или вашего министра…
Сержант зло покосился на него, отвел глаза. Пикантность в том, что министра внутренних дел в настоящий момент не имелось вообще – старого вчера сняли из-за скандальчика с педофилией, а нового еще не назначили.
– Как хот-тите, – фыркнул сержант.
И рявкнул что-то на местном наречии. Браво влетевший высоченный полицай в белых ремнях и ярких нашивках что-то приказал Косте. Видя, что консенсус не достигнут, соизволил перейти на русский:
– Пошоль ф кам-мера.
– А как там насчет адвоката?