Четвёртый
Шрифт:
– На месте посмотрим.
***
Так вышло, что замысел наш с обстрелом паровозной кабины быстро проверить не удалось. Сначала пришлось дойти до ближней базы, чтобы оставить фугасы и забрать второй пулемёт, а потом тащиться в район "аэродрома" за третьим эмгачём и патронами - мы ведь накануне много сожгли. А тут как раз долгожданная ночь с четверга на пятницу, которую наша команда традиционно проводит, вслушиваясь в небо. Фимка со своим тонким слухом легко отличает звуки моторов "Дугласа" и У-2.
В этот раз приземлился "Дуглас", из которого вышли три тройки в маскхалатах с тяжелым грузом за спинами и, даже не поздоровавшись, разбежались каждая своей дорогой. Кто-то из членов экипажа выдал нам мешки с продуктами и взрывчаткой и сказал, что надо ожидать ещё и У-2. А потом крылатая машина улетела. Мы пробежались вдоль линии огоньков, захлопывая крышки, но собирать светильники не стали.
Звук мотора биплана появился с заметной задержкой - даже подремать успели. Но гостя приняли обычным порядком, закатив в укромное место и, как всегда, замаскировав.
– Самалёта калосо-о, - выбравшийся из пассажирской кабины Лючикин восторженно высказал своё отношение к проделанному путешествию.
– Кажется, я у вас в последний раз, - вздохнул знакомый бородатый капитан.
– Фронт отодвигается, мне просто не хватает дальности. Если бы не знал, что смогу у вас заправиться, вернулся бы с полдороги или вообще не полетел.
– Тавалиса сталсына Лючикина стажировка посылай. Смотри, гаварита, как железка рви, - прекрасно владеющий русским ефрейтор коверкал слова неумело.
– Тавалиса капитана спласывай: а ты по-лусски-то лазговаливать умеешь? (Одно только правильное спряжение глагола "уметь" выдавало его с головой). А Лючикина гавали - умей.
– Вот ведь чукча нерусский, - вздохнул капитан.
– Всю дорогу спрашивал у меня на своём ломаном про падежи, и талдычил, что олени лучше.
Оля прыснула, Фимка захохотал, а я попытался сделать строгое лицо:
– Лючикин. Кончай прикалываться. Доложи-ка с чувством, с толком, с расстановкой.
– Прислан на стажировку, товарищ сержант, - козырнул мне ефрейтор.
– А на самолёте я ночью ни разу не летал. Вверху красиво, а садиться страшно.
– Светает уже, - напомнил Миша.
– Уходим с открытого места. И, пожалуйста, Лючикин, не делай из нас идиотов. Какая стажировка?
– Майор попросил меня, если что, увести вас. А то, говорит, немцы обязательно какую-нибудь пакость придумают. Им постоянные перебои на железной дороге, как кость в горле. Это подтверждено сведениями из независимых источников. Вы что? Фашистского кладбища рядом со станцией не видели? По динамике его роста ваши достижения отслеживаются легко.
– Пока мы остаёмся невидимками, - заметил Миша, - им трудно спланировать против нас хоть что-нибудь эффективное.
– Разве что пехотную дивизию отправить на прочёсывание сотен квадратных километров, - вслух подумала Оля.
– От трёх до шести тысяч квадратных километров, - прикинул я.
– Так, товарищ капитан, вы, кажется, собираетесь истратить две последние бомбы?
– Нужно уничтожить мост. Таково задание.
– Немцы ещё одну зенитную батарею подтянули. Малокалиберную. Это после того, как вы сбросили бомбу на станцию. Думаю, обнаружили вас тогда.
– А в первый раз, получается, нет?
– удивился лётчик.
– Могли и не приметить, - я развернул карту.
– Если вы, как и предполагалось, зашли по дуге отсюда, когда концевой вагон миновал выходную стрелку станции, то шум поезда должен был прикрыть вас от артиллеристов - видите, как близко к путям они свои пушки поставили! Прожектора же тогда не включались?
– Нет. И вообще темень была кромешная, я на искры из паровозной трубы целился и ориентировался по прожекторам, которыми охрана моста шарила по земле.
– А от второй батареи шумом поезда не прикрыться.
– Вообще-то артиллерийские наблюдатели не рядом с орудиями сидят, - заметил капитан.
– Поэтому ваши рассуждения не кажутся мне верными.
– Да!
– разочарованно протянул Фимка.
– Первую батарею я видел, когда вы мост взрывали, - вмешался Лючикин.
– С точки зрения подходов с воздуха обзор у них отличный. Имею в виду наблюдательный пункт батареи, но огневые позиции открыты для обстрела с противоположного берега. Дистанция - метров четыреста. Вполне доступно из ручного пулемёта...
– мы склонились над картой в шесть голов.
Недолго длился наш совет - Фимка вдруг поднял голову и сказал:
– Кто-то летит.
Мы схватились за оружие и подтянулись к опушке. Звук сделался более чётким, но на звучание У-2 или "Дугласа" похож не был. И вообще он шёл с большой высоты. Не знаю, в скольки километрах над нами почти висел на одном месте самолёт с тонким и длинным фюзеляжем.
– Костыль, разведчик. Аэрофотосъёмкой занимается. Срисуют нашу площадку, - как о неизбежном высказался летчик.
– Разбомбят.
– Ага, кивнул я.
– И группу зачистки подтянут сюда на грузовиках. Одного батальона нам хватит с головой.
– А чего это обязательно срисуют?
– возмутился Фимка.
– Пусто же - нет никого и ничего.
– Следы от самолётных колёс видны долго, а только этой ночью прилетал двухмоторник и наделал свежих, да и я немного натоптал. Если хорошенько рассмотрят аэрофотоснимки, найдут.
– Они же не в воздухе плёнку проявляют и фотографии печатают, - рассудил Миша.
– Значит, сколько-то времени у нас есть.
– До ночи всё равно управятся, и с проявкой, и с бомбёжкой и с переброской батальона, - пожала плечами Ольга.
– А вам обязательно нужен батальон?
– как от кислого скривился лётчик.
– Да на всю вашу компанию и отделения хватит.
– Отделения им мало. Они поротно работают, чтобы немцам как раз хватало на минимальное кладбище, - ухмыльнулся Лючикин. Он всё ещё был сердит на капитана и был рад возможности его потроллить.
– Зубоскалите, молокососы!
– вызверился на нас старший по званию.
– А у меня боевой приказ. И я просто обязан взлететь в ближайшее время, чтобы его исполнить, потому, что, уже через час здесь может начаться ад.