Четыре дня Маарьи
Шрифт:
- А в нашей школе не было, — ответила я.
- И в нашей тоже, — пискнула Малле.
Ну да, как выяснилось, кроме меня, в девятом «а» было еще четыре новичка.
- Я не только о плавании: следовало бы сперва выяснить, кто лучше может справиться с тем или иным делом, и только таких посылать представителями или вообще делегатами от класса куда бы то ни было.
- Думаешь, нужны внутриклассные соревнования? — спросила Вийу. — Хорошая идея, только вряд ли у нас найдется время на это. У меня, во всяком случае, нет. У меня три маленьких братика,
Да, об этом я подумала, что вовсе не у всех столько же свободного времени, сколько у меня.
Тийт медленно бормотал:
- Стало быть, вот что… Стало быть, это дело вообще смешноватое: тем, кто учится плохо, не дают общественных поручений. Но если не имеешь двоек, можешь быть уверен, что-нибудь тебе навесят. До чего же интересно получается: двоечники могут преспокойно филонить, а нормальному ученику и отдышаться некогда: вкалывает на общественной работе и старается выкроить часок-другой, чтобы добросовестно выучить уроки. Лично у меня приготовление уроков занимает много времени. (Класс засмеялся.) Честное слово! А я еще должен успевать в фотокружок и на курсы иняза, так что совсем не нужно было навязывать мне еще одну нагрузку. Почему бы, например, вместо меня не сделать спорторганизатором Килу? В смысле воспитательного момента.
Килу оторвался от книги, которую читал, пока шло обсуждение, и усмехнулся:
- У кого есть, тому и еще добавляют. А моя голова, как утверждает Меэритс, ни на что не годится.
- Если голова не работает, работают ноги! — вставила Май-Лийз.
Килу пожал плечами и опять уткнулся в книгу — он читал "Всадника без головы".
Обсуждение на том и кончилось, поскольку прозвенел звонок на урок. Вийу успела только взять с Малле слово, что она "больше так не будет".
А после уроков Тийт задержался в раздевалке и помог мне надеть пальто! Я покраснела, когда рука моя застряла в рукаве пальто, где притаилось новейшее изобретение тети — шаль-жилетка, которая обвертывается вокруг шеи, как кашне, и вокруг талии, как пояс жилета. Попробуй обмотайся таким жутким изобретением на глазах у галантного молодого человека! Мне удалось небрежно бросить эту штуковину в спортивную сумку.
- Стало быть, вот что, Маарья. Ты абсолютно права, так сказать, в идеале права, — протянул Тийт. — Но ты забываешь правду жизни.
- Та-ак? А по-моему, ты больше меня витаешь в облаках. Разве правда жизни в том, чтобы, не спросив человека, умеет ли он плавать, назначать его участником соревнований, где он очертя голову бросается в воду! А кто сказал, будто я больше других гожусь делать стенгазету? Может, мне вообще не доводилось видеть порядочной стенгазеты, не говоря уже о том, чтобы делать ее? — огрызнулась я.
- Но Паюпуу назначил тебя диктором школьного радиоузла, хотя ясно, как белый день, что ты не работала раньше на "Ээсти радио"! И ведь ты справилась, верно?
- Голос — это врожденное качество, для стенгазеты голос не нужен. Или ты думаешь, что когда очередной номер стенгазеты
- Эх, чего уж там… У тебя на всякий вопрос сразу готов десяток ответов. Любому ясно, что такой человек и со стенгазетой справится. Только почему же до сих пор на этом бордовом стенде не появилось ни одного листочка бумаги с заметками?
- Твой упрек не справедлив, не могу же я одна написать и нарисовать газету целиком.
- Это дело надо будет расследовать, — считал Тийт, но, заметив поджидающую меня в воротах Стийну, торопливо сказал: "Прощай!" (словно расставался со мной навеки) — и свернул в боковую улицу.
Однако Тийт занялся расследованием всерьез и на следующий день подошел ко мне с высоким черноволосым парнем.
- Познакомьтесь, — сказал Тийт. — Это Маарья, моя одноклассница, а это Мярт, твой начальник по редколлегии.
Первое, на что я обратила внимание, — грустные карие глаза Мярта, которые были гораздо темнее, чем у моей мамы. Руку он пожал мне так сильно, что я едва удержалась, чтобы не запищать.
- Стало быть, вот что: Маарья у нас без конца жалуется, мол, ей не дают делать стенгазету, — подначивал Тийт. — У человека столько энергии, а применить некуда, хоть грызи железные прутья в раздевалке.
Мярт засмеялся.
- Но кто же не дает?
Он говорил спокойно, мягко. И вообще, Мярт сразу же мне понравился. Я даже немного огорчилась, когда он сказал, что редколлегия соберется в пионерской комнате лишь через неделю, во вторник.
- Но особых надежд, что нам удастся выпустить номер сразу, лелеять не стоит. В прошлом году с этим делом была масса неприятностей. Учителя не хотят так, как могут ученики, а ученики не могут так, как нравится учителям. Одним словом, «революционная» ситуация.
Болтун этот Тийт! Кто знает, каким асом-стенгазетчиком он выставил меня перед Мяртом! Как бы там ни было, я чувствовала себя препаршиво, когда во вторник, кроме Мярта и меня, делать стенгазету явилась лишь одна десятиклассница Лейли и Мярт стал как бы извиняться передо мной. Будто я какой-то инспектор!
Все же для первого номера материала у нас набралось достаточно. Мярт принес иронические вирши своего друга Рейно и собственное сочинение "Наши старики" (сам он назвал это "эссе"), у меня было несколько стихотворений Стийны. Лейли рисовала так хорошо, что я и заикнуться не осмелилась о своих по-детски неумелых карикатурах. Решили для начала выпустить веселый юмористический номер.
Меня озадачило предложение Мярта составить перспективный план выпуска стенгазеты сразу на весь учебный год. Какой еще перспективный план? Что соберем, то и будем помещать. И конечно, надо отмечать праздники, но откуда нам знать заранее, кто что напишет?