Четыре дня Маарьи
Шрифт:
- Да ты настоящая телепатка! На самом-то деле мы собирались махнуть в Рим, но, вишь, судьбе угодно было распорядиться по-другому!
Аэт приехала в Тарту еще вчера вечером, она переночевала в гостинице "Тооме" и ходила повсюду, разыскивая нас.
- Но как ты все-таки догадалась поехать именно сюда?
- Ну, если едут трамваем в конец Тартуского шоссе, то затем и направляются обычно в Тарту. То же самое я сказала и твоей тетушке.
- Тете Марии?
- Ну да. Я случайно столкнулась
13
13 — Прейли — барышня.
- Ох, что же ты наделала!
Я представила себе, что творится теперь дома. Тетя Мария огорошила телеграммами моих родителей, а сама носится по больницам, отделениям милиции и моргам. Однажды, когда я не вернулась со школьного вечера к десяти часам, она уже проделала такой маршрут на такси. Зато подъехать первым делом к школе, где я должна была находиться, она почему-то не догадалась! Самое смешное — мы с Мяртом в тот раз долго прогуливались, беседуя, перед нашим домом, не подозревая, что в это время танте Мария носится по городу, разыскивая меня. Зато теперь у тети и впрямь была причина для тревоги. Мое сердце предчувствовало беду.
Пытаясь загладить свою вину, Аэт угостила нас бутербродами с килькой и взбитыми сливками. Теперь не только Стийна, но и я была расстроена. Стийна обошла все залы (их было в кафе три), но своего любимого поджигателя леса не нашла. Аэт помрачнела — вероятно, подумала, что мы на нее сердиты.
Мы сидели, безучастно поглощали взбитые сливки и смотрели по сторонам полупустого зала. И вдруг в кафе вошли два парня — один льняноволосый, а другой шатен с волнистыми волосами. Стийна сразу вскочила и быстро пошла к ним навстречу.
- Стийна, крестница моя! — воскликнул на весь зал тот, у которого были волнистые волосы.
Каким образом он мог быть крестным отцом Стийны? Как ни вычисляй, не получалось. Стийну представили льняноволосому, и вся троица направилась к столику под окном, за которым сидел смуглый молодой мужчина с острым лицом, напоминавшим мордочку ежика, на столике перед ним лежала раскрытая книга.
- Знаешь, — зашептала Аэт, — это поэт Мейер, молодой писатель.
- Кто из них?
- Тот, который сидит с книгой.
Стийна вместе с теми двумя молодыми людьми села за столик к Мейеру. Похоже было, что она совершенно забыла о нас. Она восторженными глазами наблюдала за новыми соседями по столику и ловила каждое их слово, как отличница за школьной партой.
- Слушай, Аэт, а не отправиться ли нам обратно в Таллин?
Я вдруг почувствовала
- Нет, — ответила Аэт.
- Чего мы тут караулим?
Но в этот момент вся Стийнина компания, словно по приказу, повернулась к нам, а Стийна крикнула:
- Девочки, идите сюда!
- Чего ты медлишь? — вскинулась Аэт. — Давай, пошли быстрее! — Она уже поднялась.
Я считала, что это унизительно — идти вот так за чужой столик.
- Пусть сами идут к нам, если им хочется!
Аэт снова села и сказала мне:
- Ты все-таки иногда бываешь ужасно старомодной!
- Если некоторые не такие, как все, то и я могу остаться сидеть, когда "гиганты мысли" изволят манить меня пальцем.
Аэт не поняла и была весьма недовольна моей строптивостью.
И вдруг вся Стийнина компания оказалась за нашим столиком.
- Можно скромным Мохаммедам прийти к горам? — спросил тот низенький, в котором Аэт признала писателя Мейера.
Они принесли с собой все, что было у них на столе.
- Горы охотно согласились, — засмеялась Аэт.
Молодые люди подставили к столику еще два стула.
- Барин смеется над нищим, нищий смеется за компанию, — сказала я одну из отцовских прибауток.
- Ага, вы, наверное, и есть дева Маарья? — спросил писатель. Эх, Стийна, до чего она сделалась разговорчивой!
Блондина звали Айном, а этот с волнистыми волосами был, как я и предполагала, Раулем.
- Паррест, — деловито представилась Аэт, и разговор перешел на ее отца.
- Стийна, мне пора домой! — шепнула я.
- Не уезжай! — попросила Стийна.
- Тебе не нравится Тарту? Простите, Маарья, я сразу на «ты», по студенческому обычаю, — сказал Мейер.
Какая честь!
- Крайне тронута!
Но у молодого писателя были добрые карие глаза — немножко похожие на глаза Мярта, — и мне расхотелось сердиться. Рассказала о нашем приключении на перроне, и все от души посмеялись. Я заметила, что у поджигателя елок зубы были мелкие, острые, как у пилы, а глаза пестрые и мохнатые, — такой человек смотрит на мир, как терьер, — сквозь лохмы. Таких длинных светлых ресниц я до сих пор ни у кого не видела.
- Маарья, а что ты пишешь? — спросил Рауль.
Как будто каждый человек должен сочинять!
Сначала я хотела ответить, что пишу заявления на тех, кто жжет лес, но заметила, как смутилась Стийна (видимо, она стеснялась того, что ее подруга ничего не пишет), и решила схитрить.
- Пишу лунные вещи, — протяжно, как Стийна, ответила я.
Все посмотрели на меня, как на золотое яичко. Особенно ошарашенными выглядели Аэт и Стийна. Мейер скрыл улыбку, и я не поняла: разгадал ли он мою игру или принял меня за эпигона Рауля.
- Значит, ты моя единомышленница! — серьезно объявил Рауль.