Четыре лучшие истории о любви. Сборник
Шрифт:
Девушка махнула рукой и улыбнулась:
– Смылась. А к тебе Пашка приходил? Показалось, что видела, как он выходит.
– Приходил. Но ему-то прогуливать можно, он не простой смертный, как мы с тобой.
– У тебя причина. А меня Полина Евлантьева прикроет.
– Евлантьева? – Толик как-то непонятно нахмурился, хотя никогда прежде не проявлял никаких отрицательных эмоций по поводу однокурсницы. – Ну, она-то прикроет. И флешмоб замутит: обними мир.
Девушка не могла избавиться от ощущения, что парень не обрадовался ее приходу. Все эти фразочки, этот тон, отстраненные взгляды. Или просто так кажется?
– Что-то случилось, Толь? – обеспокоенно спросила Оксана.
– А ты до сих пор не заметила? – он посмотрел с прищуром и злой усмешкой. – Меня избили, детка. У меня перелом двух ребер, вывих плеча и колена и сотрясение под вопросом. Мало?
– Я заметила, – улыбка, словно мятый флажок на детской площадке, еще трепыхалась на губах, – что, кажется, пришла немного не вовремя?
Оксана ждала, что сейчас Толик ее разуверит, что его плохое настроение – отголосок происшедшего, боли, неуверенности, и она сможет это преодолеть. Но парень не спешил разуверять. Лежал, отводя взгляд в сторону, и поджимал губы.
– Я тебя обидела чем-то?
Она не знала, что и думать. Вроде бы вчера примчалась тут же, как смогла, привезла все, и осталась бы, даже до утра, но ведь Толик сам сказал, чтобы уходила. И если ночью в его поведении чувствовалась только заторможенность, вполне понятная, кстати, то сейчас – добавилась агрессия.
– Ты? Да, конечно, нет! – парень оскалился, изображая улыбку.
– Я не понимаю.
– Так давай, поговорим, обсудим. Нас же учат этому?
Оксана кивнула, подумав. У нее не было никаких тайн от Толика. А вот что творится у него в голове, хотелось бы выяснить. Если бы он сам не предложил обсудить, она был отложила это до лучших времен, не в больнице, ни при свидетелях.
– Сейчас ты тоже приехала ко мне на такси? Таксист был тем же самым? И ты платишь ему нежными объятиями? – выпалил парень, не давая Оксане вставить ни слова.
Ему не нужны были ее объяснения. Он уже сделал свои выводы. Какие-то странные и нелепые. Оксана запуталась еще больше. Наверняка, Толику кто-то что-то рассказал, накрутил его. Это мог сделать только Пашка. И именно тот высказал ей ночью непонятное недовольство по поводу Ярослава.
– Что ты себе придумал? – девушка приложила палец к губам Толика, но парень дернулся, зашипел от боли.
– Ничего я не придумал!
– Я приехала на автобусе, – похоже, продуктивного диалога не получалось, но попытаться-то стоило.
Девушка поднялась. Толик молчал. Сделала пару шагов к двери. Молчал. Оглянулась. Он холодно встретил ее взгляд.
– Пока?
– Пока.
Оксана открыла дверь палаты рывком. Казалось, что еще секунда здесь – и ей конец. Воздух казался разреженным, как в космосе. Голова кружилась, как после карусели.
И буквально налетела на Габриэлль. Та посмотрела удивленно своими волоокими очами, и даже любезно придержала Оксану за локоть. На плече мулаточки висела маленькая сумочка, в руке – корзинка с фруктами. Надо думать, не к любимой бабушке собралась эта Красная Шапочка.
Так вот кто причина равнодушия Толика? Эта красотка, с чьих губ он сорвал пряный поцелуй? И, интересно, когда они еще успели пообщаться? Насколько тесно? Так и объяснил бы сразу, а не строил из себя Отелло!
В душе Оксаны забурлили несказанные слова. Они выжигали внутри какую-то черную дыру, скручивали в жгут и отравляли. Девушка взглянула на Толика, Габриэлль, постаралась ослепительно улыбнуться и вернулась на стул. Плевать, что поведение странное. Что, наверное, все замерли в предвкушении реалити-шоу. Но Оксана ведь имела право знать, что происходит?
Габриэлль выглядела растерянной и виноватой. Приблизившись к кровати ошеломленного Толика, поставила прямо в ноги корзинку с фруктами и опустила глаза.
– Наверное, я не совсем вовремя? – проговорила бархатным голоском. – Но я просто хотела извиниться.
– За что? – Толик даже закашлялся.
– Просто есть один дебил, который не так все понял, – вдруг затарахтела Габриэлль. – Ну, про недавний флешмоб, про поцелуй, про меня, и вообще, – она развела руками и ослепительно улыбнулась. Даже Оксана залюбовалась белозубым открытым сиянием. – Я утром узнала, что тебя избили. А потом еще полицейский приходил. Ты заявление будешь подавать?
Так вот в чем дело? Во вчерашней драке? До Оксаны доходило все, кажется, слишком медленно. Но и Толик выглядел глупо.
– И правильно! – Габриэлль не ждала ответов на свои вопросы, просто выпаливала слова с завидной скоростью. – Я не раз говорила этому идиоту, что не собираюсь с ним встречаться, и вообще, не его собственность! Может ему в участке все лучше объяснят! А еще лучше, если закроют, – она изобразила пальцами с ярким маникюром решетку. – Сам напросился!
Оксане даже стало немного жаль эту тараторку. Наверное, многие вменяли себе в обязанность приударить за этой мулаточкой, экзотика же, тем более и внешними данными Бог не обидел. И фигура при ней, и черты лица, пожалуй, почти европейские – в маму. От папы – только цвет кожи, да непослушные кудряшки на голове.
– Все. Окей, же? Тут от меня гостинчик, в качестве моральной компенсации. Короче, я пошла, не буду мешать, – заключила Габриэлль, а потом вспорхнула к Толику и чмокнула, звонко, от души, а потом ушла, покачивая крутыми бедрами.
Оксану поразила эта детская непосредственность, с которой девушка все это провернула. Она бы так точно не смогла. Застеснялась бы, почувствовала себя неуклюжей коровой. А эта… Принцесса же.
– Толя, – Оксане даже пришлось позвать парня, уже с минуту таращившегося в дверной проем. – Ты знал, кто на тебя напал?
Он будто очнулся от гипноза или сна. Дернулся, глубоко вздохнул, и поначалу ответил вполне буднично:
– Нет. Просто налетели, придурки, я даже не понял, – а потом вспомнил, что вообще-то корчил из себя оскорбленного и снова поджал губы. – А это что-то меняет?
– Ничего.
А вот Оксане надоело обижаться. Она решила, после этой Габриэль, что разберется во всем, когда Толик выздоровеет. Тогда они смогут поговорить, без свидетелей, без этой не располагающей обстановки. На равных. Потому что за собой девушка никакой вины не чувствовала. И чего там наговорил Пашка, с какого такого перепуга – она к этому никакого отношения не имела.