Четыре мушкетёра (сборник)
Шрифт:
— А если я всё же напечатаю, что дело в гудке?
— Я вам не советую. Это несерьёзно. Будет выглядеть как анекдот. И потом, для чего? Вы посмотрите, люди стали лучше жить, и если на секунду предположить совсем невероятное, то ваша публикация всё здесь испортит. Неужели вы пойдёте на это?
Я попрощался и пошёл к двери.
— Смотрите
Я дошёл до парка и сел на скамейку, чтобы поразмыслить. А подумать было о чём. Я сидел, и мысли разбегались в разные стороны. В одну сторону — праведные мысли об источнике, в другую — еретические мысли-диверсанты об экспрессе.
Я никак не мог соединить уверенные заявления председателя, туманные высказывания и тревогу директора НИИ, простодушные откровения профессиональной отдыхающей и невольно прорвавшиеся признания Анастасии.
Ну, положим, председателя горисполкома можно понять: он заботится о благосостоянии города и, что бы там ни текло из источника, ему всё равно. Для него источник — источник капиталовложений, и его дело распорядиться ими с умом и с пользой для города.
Директора НИИ тоже можно понять: он чуть ли не основоположник большой науки об этом источнике, он верит в его целебные качества. А кто верит в свою науку, у того, как известно, любая гипотеза подтверждается. Часто ещё до того, как бывает выдвинута. Опять же и количество докторов и кандидатов делает честь НИИ. Нет, по-своему он тоже прав.
Но ведь и отдыхающую мать тоже можно понять.
Если раньше она родила одного ребёнка, не зная никакого источника, а зная лишь «фанту», то теперь, когда у неё трое детей, её хоть чем напои, она больше рожать не будет. А с другой стороны, почему бы ей не поехать отдохнуть, если её даже посылают сюда от фабрики. Не будет же она после этого на каждом шагу кричать, что источник ей не помог или что она не пила из него вовсе.
Можно теперь понять и официанта Маркелла, и тётю Пашу, и Трофима Егоровича, и других жителей города, для которых источник стал курицей, несущей золотые яйца.
А уж Анастасию просто трудно не понять. Жить в городе с такой сменяемостью населения, видеть постоянно новые лица, слышать изо дня в день восторги по поводу источника — это и впрямь может кому хочешь надоесть. И потом, ведь наверняка всякие попытки случайных, мимолётных знакомств с многозначительными словами — от этого и вовсе сбежать можно. Отсюда и скепсис её, и истерика.
Нет, с Анастасией тоже всё понятно. Замуж ей надо, И тогда ей не будет мешать ни источник, ни экспресс. Семейные заботы всё заменят.
Непонятно было одно — как быть с теми, кто обманут в своих ожиданиях. Ведь* если источник фальшивый, то тысячи едущих сюда в надежде вылечиться уезжают отсюда обманутыми.
Сделаем скидку пятьдесят процентов на тех, кому помогла психотерапия. Значит, сотни обманутых. Да пусть не сотни, а десятки. Одна. Даже одна. Но это ещё надо доказать. Доказать, что источник — обман и всё дело в пятичасовом экспрессе.
Я пошёл домой.
Тётя Паша плакала. Анастасия устало спросила:
— Ну зачем же вы? Ведь ничего не напечатаете, а столько неприятностей нам уже устроили. Если б дело, а то ведь так, баловство. А для баловства вам бы и манекенщицы вполне должно было хватить.
Я поцеловал её. Посмотрел ей в глаза. Я молча попросил у неё прощения. Я молча пообещал ей всё, что мог пообещать.
— Не напечатаете, — сказала она тихо.
Улетали мы вдвоём со Светой. Она оказалась славной, простой девушкой, мечтающей выйти замуж за дипломата.