Четыре сезона
Шрифт:
Разноцветная подсветка дает лица вытесанным по одной мерке сталагмитам, превращает их то в диковинных животных, то в сказочных персонажей, то в исторических героев. У Постойнской пещеры, конечно, свой перечень имен и названий, свои загадки для простаков. Вот этот каменный мост через неглубокий провал, разделяющий два каскада пещер, строили под землей в годы Первой мировой войны русские военнопленные, он так и называется — Русский мост. Вот в этом гигантском зале с высоченными сводами выступают симфонические оркестры, такой акустике позавидует любая студия звукозаписи. А вот здесь человеческий гений — зря говорят, что ночь не победить! — создал освещение ярче, чем на центральной площади Любляны. Но под землей в человеческий гений не веришь. Свет здесь — лишь тусклый отблеск пещерной темноты. Бессмысленно мериться силами с природой, ведь она, только если захочет, позволяет существовать рядом с собой, да смеха ради расцвечивать это соседство лампочками-мотыльками.
Каменный колокол
Достоинство династии
Достоинство саксонского рода Веттинов лучше других памятников Дрездена символизирует «Княжеская процессия». Стометровое панно выполнил на фарфоровых плитках стены Длинной Колоннады художник с пистолетной фамилией Вальтер. Торжественная вереница тридцати пяти саксонских владетелей — кто пеший, кто конный, но все одинаково державные и напыщенные, окруженные сподвижниками и «птенцами гнезда», вооруженные символами власти, тяжелыми знаменами, широкополыми шляпами, — шествует, шествует, шествует от католического кафедрального собора к площади Новый рынок, Неймаркт. Веттины знают, чем могут гордиться. Первые из них еще в XII веке захватили полабские земли у славянских племен, другие добились признания за Саксонией статуса одной из важнейших территорий Священной Римской империи германской нации, третьи отвоевали право называться не курфюрстами, а королями. И только последний представитель монархического семейства оказался несчастливым. Фридрих Август III вынужден был отречься от престола революционной и для Германии осенью 1918 года. Он и замкнул фарфоровую процессию, из пышной парадной колонны превратив ее в скорбный караван.
Главным соперником Саксонии веками оставалась пусть и родственная, но от этого не менее опасная Пруссия. Берлин в конце концов поглотил Дрезден. Саксонской столице так и суждено бы остаться скромным центром провинции, если бы не смелые мечты самых спесивых ее хозяев, княживших друг за другом. Фридрих Август I, известный как Август Сильный, и сын его Фридрих Август II не любили Пруссию, зато обожали Италию, ее и приняли за архитектурный эталон. Спокойная Эльба почему-то напоминала курфюрстам венецианский Canale Grande, и на саксонских берегах в первой трети XVIII столетия они с размахом расчертили новое барочное царство. Первый и Второй Августы были поудачливее Третьего.
Идеологическое обоснование проекту обеспечил венецианский художник Бернардо Белотто по прозвищу Каналетто. Выписанный к саксонскому двору не слишком известный отпрыск семейства знаменитого живописца Антонио Канале, он мастеровито производил один городской пейзаж за другим. Современникам и потомкам Каналетто подстроил оптический обман: гондолу на серебристой глади художник заменил рыбацкой лодкой с косым парусом, карнавальные толпы на campo San Polo — коробками марширующих по брусчатке Неймаркта краснокафтанных гвардейцев, череду венецианских дворцов и колокольню San Marco с золотой статуей Архангела Гавриила — панорамой галерей и павильонов Цвингер да башней земельного парламента с золотой фигурой Саксонии. Остальное — дрожащий предвечерний воздух, игра красок на небе и на воде, тонкая патина, что бросает романтический флер на любую, самую что ни на есть бытовую сцену, — это уже вопросы владения ремеслом живописца, а не знаниями географа. Август Сильный поместил ведуты Каналетто в свою картинную галерею. Эти полотна и сейчас красуются по соседству с «Сикстинской мадонной».
Надо отдать должное обоим Августам: в Дрездене у заезжего il pittore с каждым годом появлялись новые и новые основания для сравнительного изучения северного и южного барокко. Однако для полной победы над логикой исторического развития Первому и Второму не хватило амбиций, времени и денег. Попытка скрестить немецкую расчетливость с италийским шиком провалилась: натуру не обманешь, копия не бывает лучше оригинала, как ни строй на Эльбе Флоренцию — получится Дрезден.
Вершиной этих архитектурных сверхусилий стал воздвигнутый на центральной площади столицы Саксонии самый большой в немецких землях протестантский храм — Фрауэнкирхе, собор Богоматери. Август Сильный забраковал первоначальный замысел архитектора Георга Бара, который, сплоховав, решил положить в основу храмовой конструкции греческий крест. Курфюрсту ведь ни к чему были лишние выдумки: Август полагал, что над архитектурным ансамблем Дрездена должна доминировать родная сестра его любимой венецианской церкви Santa Maria della Salute. И в 1726 году на Неймаркт снесли древний собор, в котором веками крестили и отпевали Веттинов, а на его месте заложили фундамент нового храма. Строили по-немецки быстро и добротно, рачительно используя только один материал, песчаник из местных каменоломен в Пирне, ни дерева, ни импортного мрамора. Всего через семнадцать лет Каналетто получил возможность формировать композицию своих полотен вокруг огромного каменного купола Фрауэнкирхе. Эта церковь была высока, величава и холодна; ее так и называли в народе — «Каменный колокол».
Над куполом, на почти стометровой высоте, водрузили сверкающий на солнце крест. Увы, до торжества идеи не дожили ни Август Сильный, ни Георг Бар. Архитектора похоронили в склепе, на цокольном этаже спроектированного им храма. Эпитафия на могиле Бара гласит: «Это здание поднято мною и надо мной». А вот прах Августа Сильного погребать в соборе Богоматери было нельзя.
Желая получить польскую корону, Веттины переменили веру, и получилось так, что самый грандиозный протестантский собор современности возводился по прихоти католических монархов. Это не всем нравилось, и, уступая давлению Ватикана, Август, сын Августа, повелел построить в Дрездене еще и католический храм, размерами и великолепием не уступавший Фрауэнкирхе. Колокола этой церкви зазвонили всего на десятилетие позже «каменного». Так что создатель «Процессии князей» погрешил против истины: Веттины в его колонне хотя и идут от собора Пресвятой Троицы к храму Богоматери, на самом-то деле их земной путь окончился под скорбной сенью католического, а не протестантского креста. 49 членов княжеской фамилии упокоены под сводами Католише Хофкирхе; там же хранится сердце Августа Сильного. Сам доблестный саксонский курфюрст, он же польский король, похоронен в Кракове. Чтобы сохранить достоинство династии, Август не остановился даже перед тем, чтобы после смерти быть разрезанным на части.
«Огненный шторм»
…Новую тактику авиаударов по большим немецким городам разработал маршал Военно-воздушных сил Ее Величества Артур Харрис. Его изобретение получило название «огненный шторм» и сочетало массированные бомбардировки с применением зажигательных снарядов, наполненных легковоспламеняющимися веществами, например, напалмом или магнезием. Вызванные этими бомбами пожары распространялись по жилым кварталам моментально, тушить их, особенно в ветреную погоду, не имело смысла. Спасения от них не было.
Именно так англичане и американцы бомбили Дрезден. К началу 1945 года население этого, в первой половине века седьмого по величине, города Германии почти удвоилось. Дрезден наводнили больше полумиллиона спасавшихся от наступления Советской Армии беженцев. В ночь на 13 февраля и западные союзники продемонстрировали свои возможности: 800 британских самолетов «Ланкастер» нанесли страшный удар по центру Дрездена; еще два дня город атаковали тяжелые американские бомбардировщики.
Историки считают, что в «огненном шторме» погибли от 25 до 40 тысяч человек. На репродукциях старых черно-белых фотографий, которые теперь в Дрездене продаются в любом сувенирном ларьке, — горы сваленных в штабеля дымящихся трупов. В наших школьных учебниках именно так, почти привычно, выглядели жертвы преступлений фашизма. Но это — жертвы преступлений антигитлеровской коалиции; женщины, дети, старики. В своих мемуарах маршал Харрис оправдывал жестокие авианалеты на немецкие города военной необходимостью и тем обстоятельством, что решение о бомбежках принималось на высоком государственном уровне, а он лишь выполнял приказы. Командование союзников полагало, что бомбардировки в конце концов вызовут у противника «кризис гражданской морали».
Когда осенью 2004 года Германию с официальным визитом посетила Елизавета II, бульварные немецкие газеты требовали от британской королевы публичных извинений за гибель гражданского населения в Дрездене, называя бомбардировку города «бессмысленной кровавой катастрофой», не имевшей значения для уже предопределенного к тому моменту исхода Второй мировой. Правительство Германии с просьбами подобного рода к высокой гостье не обращалось; королева ограничилась заявлением о том, что во время войны «народы обеих стран жестоко страдали», и присутствием на концерте классической музыки, средства от которого направлены в фонд восстановления Дрездена.
Понятно, отчего во многих немецких городах такие привольные улицы, такие широкие проспекты, столь свободная планировка центральных кварталов, где лишь иногда встречаются барочные или готические здания, с любовью отреставрированные, а потому тоже словно новенькие. Когда-то центр Берлина, Франкфурта, Дрездена тоже был хитросплетением узких средневековых улочек, правда, теперь в это трудно поверить. Но Берлин, Франкфурт, Дрезден стали мишенями ударов возмездия, и для авиапилотов-антифашистов не существовало разницы между военными заводами и древними храмами, между армейскими казармами и жилыми районами.