Четыре сезона
Шрифт:
– Очень может быть, – раздумчиво сказал Тодд, и по его глазам старик понял, что он уже с ним внутренне согласен. Глаза Дюссандера радостно заблестели.
– Еще как будет!
И, видимо, представив себе, как это будет, он начал хохотать, раскачиваясь в кресле. Тодд несколько оторопел и даже испугался в первую секунду, а затем тоже прыснул. Так они на пару и хохотали – Дюссандер в своем кресле-качалке возле открытого окна, через которое в кухню врывался теплый калифорнийский ветер, и Тодд, поднявший стул на дыбы, так что спинка уперлась в эмалированную дверцу духовки, всю в угольно-черных штрихах, ни дать ни взять абстракция
Когда дедушка Тодда Боудена переступил порог кабинета и закрыл за собой дверь из зернистого стекла. Калоша Эд предупредительно поднялся, однако не вышел из-за стола. Он помнил про свои кеды. Старички, они частенько не понимают, что это, может быть, психологический прием, рассчитанный на трудных подростков… старички встречают тебя по одежке, а до остального им и дела нет.
Орел, орел, подумал Фрэнч, разглядывая гостя. Седые волосы зачесаны назад. Костюм-тройка как из магазина. Сизоватого цвета галстук завязан безукоризненно. Черный зонт в левой руке (с воскресенья зарядил мелкий дождик) смотрится эдаким офицерским стеком. Пару лет назад Калоша Эд с женой, большие поклонники Дороти Сэйерс, решили перечитать все, что вышло из-под ее пера. И вот сейчас он подумал: перед ним стоит живой лорд Питер Уимсей, словно сошедший со страниц высокочтимой писательницы. Да, семидесятипятилетний лорд Уимсей. Не забыть рассказать жене.
– Мистер Боуден, – почтительно сказал он и протянул руку.
– Очень рад, – сказал Боуден, в свою очередь протягивая руку.
Эдвард Фрэнч не стал сжимать ее изо всех сил, как он поступал, имея дело с отцами своих учеников. По тому, с какой опаской старик протянул руку, было очевидно, что у него артрит.
– Очень рад, мистер Фрэнч, – повторил Боуден и сел напротив, не забыв поддернуть на коленях идеально выглаженные брюки. Поставив зонт между колен, он оперся на него подбородком и сразу стал похож на очень старую и исключительно деликатную хищную птицу, пролетом приземлившуюся в кабинете школьного наставника. У него легкий акцент, подумал Фрэнч, но без характерной для английской аристократии и, в частности, для лорда Уимсея энергичной артикуляции, скорее континентальный, более плавный. Как, однако, Тодд похож на деда. Тот же нос. И глаза.
– Приятно, что вы смогли прийти, – сказал Фрэнч, садясь – хотя в подобных случаях я рассчитываю, что мать или отец.
Заготовленный дебютный ход. За десять лет работы классным наставником Эдвард Фрэнч хорошо усвоил: если в школу приходит дедушка или кто-то из дальних родственников, значит, не все благополучно дома, и здесь почти наверняка кроется корень зла. В каком-то смысле Калоша Эд был даже рад подобному обороту. Неприятности в семье – само собой, не подарок, но, скажем, НАРКОТИКИ для мальчика с такими отличными мозгами, как у Тодда, – это было бы в сто раз хуже.
– Да, конечно… – Боудену удалось изобразить на лице одновременно скорбь и возмущение. – Мой сын и его жена… словом, я согласился пойти на этот разговор. Грустный разговор, мистер Фрэнч. Поверьте мне, Тодд – хороший мальчик. А оценки… это временное явление.
– Хотелось бы надеяться. Вы курите, мистер Боуден? В стенах школы это не одобряется, но мы сделаем так, что никто не узнает.
– Благодарю.
Мистер Боуден достал из внутреннего кармана мятую пачку «Кэмела», сунул в рот одну из двух оставшихся сигарет, оторвал от картонки спичку, чиркнул ею о каблук, закурил. После первой затяжки он глухо, по-стариковски, прокашлялся, загасил в воздухе спичку и положил обгоревший черенок в пепельницу, любезно ему подставленную. Эдвард Фрэнч наблюдал за этим ритуалом, столь же безукоризненным, как блестящие туфли гостя, точно завороженный.
– Не знаю даже, с чего начать, – сказал Боуден, пряча явную озабоченность за легким облачком дыма.
– Вы, главное, не волнуйтесь, – мягко сказал Фрэнч. – Уже то, что пришли вы, а не родители Тодда, наводит меня, знаете, на кое-какие мысли. – Да, наверное. Тогда к делу.
Он скрестил на груди руки. Сигарета торчала между средним и указательным пальцами. Прямая спина, чуть приподнятый подбородок. В том, как он собрался одним волевым усилием, подумал Фрэнч, есть что-то от прусской решительности. Это напомнило ему трофейные фильмы, которые он видел в детстве.
– Между моим сыном и его женой возникли трения. – Боуден отчеканил каждое слово. – Я бы сказал, серьезные трения. – Глаза старика, ничуть не выцветшие, проследили за тем, как Калоша Эда раскрыл лежавшую перед ним папку. Внутри – листки. Не так уж много листков.
– Вы считаете, эти трения могут влиять на успеваемость Тодда?
Боуден приблизил лицо к Фрэнчу. Он смотрел ему прямо в глаза. После довольно значительной паузы он произнес:
– Его мать пьет.
И снова выпрямился.
– Да что вы?
– Представьте себе. – Боуден удрученно покивал головой. – Мальчик мне сам говорил, как он два раза застал ее на кухне, лежащей лицом на столе. Зная, как отец к этому отнесется, он сам разогрел в духовке обед и заставил ее выпить не одну чашку крепкого кофе, чтобы до возвращения Ричарда она хоть немного пришла в себя.
– Грустная история, – заметил Фрэнч, хотя ему доводилось выслушивать истории и погрустнее: про матерей, пристрастившихся к героину… про отцов, избивающих своих детей смертным боем. – А что, миссис Боуден не подумывала обратиться к врачу?
– Мальчик ее уговаривал, но… Мне кажется, она стыдится. Ей бы дать немного времени на разбег… – Он обозначил в воздухе необходимый временной отрезок, прочертив его курящейся сигаретой. – Вы, надеюсь, меня понимаете.
– Да-да, – кивнул Эдвард Фрэнч, втайне восхитившись замысловатым росчерком дыма. – А ваш сын… отец Тодда…
– Тоже хорош, – резко сказал Боуден. – Домой приходит поздно, обедают без него, даже вечером вдруг может куда-то сорваться… На все это посмотреть, так он женат не на Монике, а на своей работе. Я же вырос в твердом убеждении, что на первом месте для мужчины должна быть семья. А вы, мистер Фрэнч, что думаете?
– Совершенно с вами согласен, – с горячностью поддержал его Калоша Эд. Своего отца, ночного сторожа в лосанджелесском универмаге, он видел в детстве лишь по праздникам и воскресеньям.
– Вот вам другая сторона проблемы, – сказал Боуден.
Фрэнч глубокомысленно покивал.
– Ну а второй ваш сын? Э-э… – Он заглянул в папку. – Хэролд. Дядя Тодда.
– Хэрри и Дебору совсем недавно перебрались в Миннесоту, – сказал Боуден и не соврал. – Он получил место в медицинской школе при университете. Не так-то просто вдруг все бросить. Да и, признаться, было бы несправедливо просить вернуться. – На лице старика появилось выражение праведной убежденности. – У Хэрри замечательная семья.