Четыре стеклянных бокса

Райбер Влад

Арик всё ещё спал. Его тело и сознание спали. Только одна, какая-то примитивная часть мозга проснулась, и в голову лились звуки реального мира. Арик слышал, но не осознавал. Кто-то с кем-то договаривался. Голос одного было слышно хорошо, голос другого было труднее разобрать. «Ладно, парень, ты нам всем доказал, что не шутки шутишь. Мы всё поняли. Давай не будем это продолжать, а?» – говорил тихий голос. Голос погромче ответил, что всё это он делает не для того, чтобы что-то доказать, а потому что это справедливо. Другой кинул несколько неразборчивых слов и ненадолго умолк. Минуту спустя он стал вспоминать о том, как в детстве он был знаком со своим собеседником:

«Валера, мы же с тобой вместе в художественную школу ходили?», – уточнил он. «В одну художественную школу мы с тобой ходили, но не вместе. В разных классах учились», – ответил второй. И тут «тихий голос» стал рассказывать о том, что помнит, как видел рисунки «громкого голоса» на школьных выставках, говорил, что всегда завидовал его умению рисовать. Это была очень неправдоподобная лесть. Будто «тихому голосу» никогда не приходилось никем восхищаться. Так он по-дурацки подмазывался, так плохо скрывал раздражение. И ребёнок бы не поверил такой похвале… Тот, кому было это адресовано, выслушал, а потом сказал, что он ходил в класс керамики и никакие его рисунки на выставках не висели. Другой выругался так огорчённо, будто у него сорвался какой-то гениальный план. Потом он рассвирепел и стал орать, что если… тот другой… считает своих пленников преступниками и если хочет справедливости, так пусть ведёт всех в полицию, а не держит здесь.

Откуда-то справа возник ещё и третий голос. Эта мысль ему показалась разумной, он тоже предпочёл бы пойти в полицию вместо участи, которую им уготовил «громкий голос».

«О, нет, ребята! Вы и сами знаете, если бы я обратился в полицию, то это была бы не справедливость, а борьба толстых кошельков. Ваши родители стали бы вас отмазывать. Мои родители встали бы на мою сторону… Был бы суд. Осудили бы не всех. И повлияло бы наказание на ваши жизни? О, нет. Никто бы вас не тронул… Поэтому вы здесь. Ангелина, наверное, тоже просила вас одуматься?.. Но вы её заперли! Вы её мучили! И вы её убили! Теперь я сделаю с вами всё тоже самое», – говорил «громкий голос». Арик вспомнил, что обладателя этого голоса зовут Валера.

Арику было тяжело просыпаться, но из сна его будто выталкивали. Мысли мелькали прерывисто. В один момент он мог осмысливать слова, в другой – просто слышал. В голове постепенно выстроилась картина происходящего. Арик вспомнил о том, что его похитили, заперли в стеклянной коробке и… Собирались отрезать руки. Это был не сон!

Арик открыл глаза. Увидел тёмный деревянный потолок. Увидел растущую над ним капельницу. Он оторвал голову от матраса и увидел, что у него больше нет правой руки. Вместо неё была культя, туго перевязанная бежевыми бинтами.

Арик взвыл. Он не мог в это поверить. Он нервно моргал, будто надеялся, что сморгнёт этот кошмар. Но этот обрубок был реален, он шевелился и слабо ныл. Все ощущения были притуплены, но разум разрывался от боли. Как такое могло на самом деле случиться?

– Минутку, – сказал Валера и стал набирать что-то в шприц. – Сейчас будешь немного спокойнее.

Он зашёл в незапертую комнату Арика.

– Я немного переоценил свои силы, когда говорил, что отрежу сразу две руки, – сказал Валера, уколов Арика в бедро. – Это оказалось сложнее, чем я думал. Долго провозился. Но в следующий раз дело пойдёт быстрее.

– За что? – выкрикнул Арик, брызгая слюной в лицо Валеры.

– А ты помнишь, что делал этими руками с Алей? – парень произнёс это спокойно, как мудрый воспитатель. Без злобы в голосе.

– Верни мне руку!

– Это невозможно. Много времени прошло. К тому же я распилил её на несколько кусочков и заморозил их. Можешь спросить у своих друзей. Они всё видели.

– Верни мне руку! Верни мне руку! Верни мне мою руку! – снова и снова выкрикивал Арик и не мог остановиться. Он был не в себе.

Валера покинул его камеру и запер дверь на замок.

***

Свинцовые тучи на горизонте наплывали на лесные полосы, и деревья, утопая в их тени, сливались в тёмное пятно. Тучи были ещё очень далеко, но душный воздух обещал скорый дождь.

Валера достал из спортивной сумки пакет острых чипсов, бутылку воды и прилёг на шезлонг. Он хотел побыть под открытым небом, пока дождь не загнал его обратно к своим пленникам.

Он смотрел на многокилометровую степь с редкой травой, с низкими кустарниками, и ему нравилось, что для взгляда нет никаких препятствий. Справа вдали степь пересекала песчаная дорога. Слева, тоже очень далеко, раскинув железные руки, стояли вышки высоковольтных линий.

Создавалось ощущение, будто это место – слепое пятно цивилизации. Словно люди, сами того не ведая, обходили это место кружным путём. Всегда мимо, по краям, оставляя этот клочок земли нетронутым, как ребёнок, калякая на листе, оставляет пустоты.

И только кто-то один заметил это место. И только кому-то одному взбрело в голову что-то здесь построить – так, для вида, чтобы заполнить пустоту. Стоит тут теперь этот домишко заброшенного вида: окон нет – не то сарай, не то тракторный гараж. Увидеть его можно только издали, и никто не подумает сюда свернуть.

Валера вдруг понял, что в его голове больше не роятся мысли, наполненные жаждой отмщения. Раньше всякое воспоминание об Ангелине неизбежно вело к мыслям о её смерти. Всякое воспоминание причиняло боль, вызывало ярость и вину. Но теперь… Теперь Валера знал, что эти мерзавцы не где-то танцуют – они пойманы, заперты и напуганы.

Валера закинул в рот пару чипсин, старательно прожевал, глотнул воды и откинул голову на шезлонг. Он вспомнил тот день, когда впервые встретил Ангелину. Это было очень давно. Жизнь назад. Хотя прошло не так много времени. Но ведь дело не во времени! Валере было двадцать два. Он считал себя взрослым. Ангелине было семнадцать. Не такая уж большая разница, как тогда казалось.

Если подумать, их встреча не была чем-то исключительным: если бы они не увиделись тогда, то встретились бы позже. Но именно в тот день их встречи могло не случиться, если бы мама не попросила Валеру о помощи.

– Твой фотоаппарат ещё цел? Мои ребята будут высаживать цветы у роддома, – сказала она за завтраком. – Ты сможешь прийти и пофотографировать, как они работают?

– Зачем? – спросил Валера, уже настроившись на отказ. В нём тогда было ещё много развязного юношества.

– Будет хороший отчёт с твоими фотографиями. Эту акцию сами дети придумали. Приходи, пожалуйста, в пятницу, – упрашивала мама.

– Но мам, я не фотографирую людей, – отвечал Валера. Теперь ему было смешно вспоминать о том, что он когда-то серьёзно относился к своему увлечению фотографией. – К тому же, неужели твои маленькие уголовники хотят, чтобы их фотографировали?

– Они не уголовники. Это замечательные дети, – твёрдо сказала мать. Она была начальником отдела администрации по делам несовершеннолетних. – Они трудные, но не уголовники.

– Прости, – сказал Валера, поняв, что сказал лишнего. – Но правда, зачем мне приходить? Если ты сфотографируешь на телефон, будет не хуже.