Четыре сына. Игры со временем
Шрифт:
Стоило подумать о Риккарде, как Дамаск до скрипа сжал зубы. Он не понимал, что за эмоции она в нем вызывает. Хотя почему не понимал? Понимал. Похоть. Очень простое, бесконтрольное и примитивное чувство. И это бесило Дамаска. Девчонка являлась далеко не идеалом красоты, но она словно колдунья привораживала его каждый раз, стоило ему спуститься в эту вонючую, холодную и сырую камеру, в которой она сидела вот уже месяц. Поняв, что никто не будет отрезать ей пальцы, рыжая быстро забыла свой страх.
Она была настолько вульгарна,
Белый глянул в окно. Ночь. Должно быть часа три, четыре. Вновь подумав о рыжей, кровь в венах зажглась.
– Кардаш! – сквозь зубы выругался султан, с противным скрипом отодвигая стул и быстро направившись к двери.
Тюрьма находилась в подвале. Спустившись, Дамаск зажег магический пульсар, который бесшумно за ним поплыл. Пройдя мимо безмолвного поста охраны, он прошел к камерам заключенных. Воняло здесь невообразимо. Букет, собравший в себя запахи канализации, немытых тел, гнилья, сырости и плесени, просто уничтожал вошедшего с порога, заставляя развернуться и бежать обратно. Но за месяц Дамаск научился абстрагироваться от этой вони.
Пройдя глубже, он подошел к нужной камере. Белый ожидал, что пленница спит на своей жесткой деревянной кровати. Однако девушка бодрствовала. Знала ли она, что Дамаск пришел, и делала всё специально или же такова была ее природа? Но первое, что он увидел, когда подошел к камере, как стройное тело по-кошачьи потягивается, стоя в серебряных лучах Чары, которые несмело пробивались через крошечное окошко под самым потолком.
Высокая грудь натянула и до того короткую кофтенку, не прикрывающую живот, а спина выгнулась, словно лук охотника. Ее изумрудный наряд сильно напоминал открытые цыганские костюмы, что завораживало и нервировало Дамаска одновременно.
Закончив этот маленький спектакль грации, Риккарда повернулась в сторону решетки. Хитрые черные глаза заискрились, а губы изогнулись в соблазнительной, плутоватой улыбке.
– Что же ты не заходишь в мою скромную обитель? – растягивая слова, спросила Рикка, медленно подходя к Дамаску. – Я скучала по тебе, мой прекрасный султан.
Больше всего Белого поражало то, что ей было абсолютно безразлично в каком она виде. Несмотря на то, что рыжая не мылась уже месяц, хотя, очевидно же, что банные процедуры девушка любила (выловили они ее аккурат сразу после бани), держалась она всегда так, будто находится на королевском приеме. И это подкупало мужчину.
Дамаск ничего не отвечал. Риккарда рассмеялась, запрокинув голову. Когда смех стих, она многообещающе посмотрела в глаза султана, игриво прикусив нижнюю губу.
– Зачем ты пришел ко мне в эту холодную ночь, господин? Ты желаешь согреть мое мягкое тело своими горячими руками?
Копившееся возбуждение развязало руки. Заткнув голос разума, Дамаск резким движением притянул Риккарду к себе, вжав ее в металлические прутья. Девушка захохотала.
– Чего ты добиваешься, рыжая? – прошипел Белый, одновременно проклиная и благословляя разделяющую их решетку.
– Я? Так это же ты ко мне пришел. Ну, хорошо. Если я скажу, что твоей любви, ты мне поверишь? – почти серьезно прошептала Риккарда, мгновение, с интересом наблюдая за султаном, после чего вновь обнажила белые зубы.
Сильнее сжав в кулаке рыжие волосы, Дамаск зло проговорил:
– Так любви не добиваются. Женщины, таким образом, могут нажить только неприятности.
Риккарда схватила султана за руку, которая причиняла ей боль. Девушка прикрыла глаза и, продолжая улыбаться, облизнула губы.
– Что для одной женщины неприятности, для другой желанное наслаждение, – с легкой хрипотцой в голосе, протянула рыжая ведьма.
Чувствуя, как сладкая боль запульсировала внизу живота, Дамаск еще сильнее сжал волосы девушки, желая сделать больно ей. Начав морщиться, Рикка просунула руку через решетку и вцепилась в плоть султана.
– Сука! – ударив металлические прутья, Дамаск, словно ужаленный ядовитым пауком, отпрыгнул в сторону.
Тяжело дыша, мужчина разъяренным волком смотрел на Рикку. Самодовольно ухмыляясь, рыжая вальяжно облокотилась о горизонтальные створки решетки и плавно поднесла палец к губам.
– Шшшшш… – ласково призвала она к тишине, а затем вкрадчивым шепотом добавила: – Ты разбудишь других узников. Да и карберы твои услышат. А ты же не хочешь, чтобы кто-то знал о нашей с тобой запретной любви, не так ли?
Не отвечая на провокацию, Дамаск пошел прочь, перебарывая в себе желание, остаться и послушать, что еще скажет эта порочная ведьма; как еще сможет его к себе завлечь; какой еще даст повод…
– Я буду ждать тебя, мой добродетельный султан, – проворковала рыжая.
Уже поднимаясь по лестнице и выходя из подвала, Дамаск услышал отдаленное эхо смеха Риккарды. Испепеляющее разум желание требовало выхода. Добравшись до своих комнат, Дамаск велел привести ему наложницу.
Миловидную девицу султан не отпускал до самого утра, снова и снова гоня от себя мысли о рыжеволосой ведьме.
Следующий день принес трезвость Белому. Вчерашний визит в каземат к Риккарде он вспоминал с содроганием. Зачем вообще его понесло туда? Иначе как наваждение это не назовешь.
Открыв дверь в библиотеку Маркеша, Дамаск неприязненно поморщился от царившего там беспорядка. Горы фолиантов, свернутых пергаментов, измятых маленьких бумажек валялись по всему полу этого храма знаний. Однако его больше насторожило отсутствие маленькой фигурки, копошащейся в этих горах. Обычно в это время лира уже приходила во дворец.