Четыре жизни академика Берга
Шрифт:
Команда одной из них купалась, в полной уверенности, что ни один советский корабль не нарушит их покоя.
Две лодки — уже цель. Бахтин решил атаковать. Он провел «Пантеру» в узкий проход между вражескими лодками и, когда до дальней было всего шесть кабельтовых, послал в нее торпеду. Затем, развернув «Пантеру» вправо, он направил вторую торпеду в другую английскую подлодку. Однако атака была неудачной. Торпеды ушли на глубину и зарылись в грунт.
Первая английская лодка сразу послала ответную торпеду в «Пантеру», но она прошла справа по корме. Вторая лодка спешно подбирала купальщиков. Бахтин решил атаковать ее еще раз. Подойдя на четыре кабельтовых, «Пантера» дала залп из обоих носовых аппаратов. Однако в этот момент английская лодка тронулась с места и развернулась. Обе торпеды прошли мимо.
После залпа «Пантера» не удержалась на глубине и всплыла. Глубина была недостаточна,
Последовала команда:
— Все свободные в нос! Глубина двадцать метров, право на борт!
«Пантера» погрузилась, разворачиваясь вправо. Но раньше чем она достигла безопасной глубины, вокруг начали рваться ныряющие снаряды. Англичане, находясь в надводном положении, смогли быстро изготовиться к бою.
«Пантера» около часа шла под водой в районе малых глубин. 15–20 метров совсем недостаточно для такой лодки, и она несколько раз касалась килем грунта. Только через полтора часа подняли перископ, но стекла запотели и ничего не было видно. Лодка осторожно всплывала, чтобы обнажить иллюминаторы рубки, вдруг раздался сильный взрыв, и Бахтину пришлось скомандовать срочное погружение.
Теперь лодка шла между нашими минными полями. Берг ориентировался главным образом по рельефу дна. Впрочем, задача его отчасти облегчалась тем, что «Пантера» была первой подлодкой, на которой наряду с магнитными компасами был установлен гирокомпас. Гирокомпас, техническая новинка того времени, обеспечивал в течение нескольких часов подводного плавания лучшую точность, чем магнитный компас.
Жизнь команды зависела от опыта и искусства нового штурмана. Берг рассчитал абсолютно точно: «Пантера» всплыла в четырех милях от Шепелевского маяка. Англичане не рискнули преследовать ее так далеко.
Бывшие друзья стали противниками! Мог ли Берг в 1916–1917 годах предположить, что он будет стремиться торпедировать английские подводные лодки? Как могли полюбившие его английские матросы догадаться, что их штурман станет противником?
БЫЛО ЛИ ТЯЖЕЛО?
Даже в это время Берг пытался заниматься и готовиться к экзаменам. Конечно, не в походах, а на стоянке в Кронштадте, хотя и тогда обстановка была напряженной. «Пантера» стояла у базы «Память Азова», пришвартованной у стенки порохового завода. Каждое утро регулярно налетали поодиночке или группами белофинны или английские самолеты из Финляндии. Они бросали на Кронштадт бомбы и стрелы — рвались к пороховому заводу. Моряки, однако, относились к этому весьма спокойно, выходили на верхнюю палубу и следили за бестолковой войной — англичане летали низко и бросали бомбы куда попало. Форты и корабли отстреливались из малокалиберных зенитных пушек и пулеметов. «Пантера» и «Вепрь» — подводная лодка, швартовавшаяся с другого борта базы, — тоже стреляли, отпугивая англичан. На палубу «Памяти Азова» падали стрелы. Моряки поражались бессмысленности таких действий авиации — эти стрелы военным кораблям явно не могли причинить ущерба. Но однажды бомба угодила в стоящий рядом с базой транспорт, прямо в помещение команды, и наделала там много бед. Видя, что наши подводные лодки привлекают к себе внимание английских самолетов, и боясь соседства с пороховым заводом, Бахтин решил уйти в более безопасное место и перевел «Пантеру» к наружной стенке Кронштадтского внутреннего рейда, где обычно стояли линкоры. Жить стало спокойнее.
— В этот относительно мирный период, — вспоминает Берг, — я использовал каждую свободную минуту для занятий, но все мои конспекты и записки погибли на «Памяти Азова», когда в нее попала торпеда во время атаки английских торпедных катеров на Кронштадт осенью 1919 года. Моя каюта была залита водой. Но даже если бы не это, я все равно ушел бы из университета. Я поссорился с профессором химии. Помню, что зачет я получил, так как очень тщательно подготовился; к экзамену тоже был вполне готов, но как раз в день сдачи случилась трагедия, которая надолго выбила меня из обычной колеи. Погиб мой друг Сеня Гиренко. С ним мы учились в Морском корпусе, вместе плавали на «Цесаревиче», вместе пришли в университет. Он был на редкость симпатичный парень и способный математик. Трагедия в Копорском заливе привела к нелепой и страшной гибели трех наших миноносцев. Это было в августе 1919 года у Шепелевского маяка, на расстоянии нескольких миль от берега. «Константин», «Свобода» и «Гавриил» налетели на вражеские минные заграждения. Сначала взорвался один корабль, команда частично выбросилась за борт, и ее стали подбирать два других миноносца. В это время на мины налетел другой. И почти сразу же за ним взорвался третий. Это был такой ужас, что описать невозможно. Все утонули, кроме двух-трех человек, которых волны полуживыми вынесли на берег. На «Константине» погиб и Сеня, а мы должны были вместе идти на экзамен по химии! Представляете, в каком состоянии я был на этом экзамене. А тут еще профессор неточно поставил вопрос, я его не понял и возразил, и мы сцепились. Я на него так обиделся, что вообще перестал ходить в университет.
Систематически заниматься в этот период было очень трудно, — продолжает Берг. — Интервенты базировались на Бьорке, в Копорском заливе находились англичане, их можно было видеть с Шепелевского маяка, в районе Сестрорецка тоже англичане. К северу от Кронштадта, на запад от Лисьего Носа — белофинны. Движение каждого корабля, даже каждой подводной лодки по основному створу кронштадтских маяков было отчетливо видно врагам. Русский флот оказался парализованным. Плавали только тральщики, подводные лодки и несколько эсминцев. Каждая лодка на счету. Счастье, что у нас на «Пантере» сложилась дружная команда — полное взаимопонимание, и мы могли успешно воевать. Как тут позволить себе уйти в мирную жизнь на учебу? А кроме того, смерть Гиренко окончательно решила мою дальнейшую жизнь. Надо было довоевать, отомстить, разбить интервентов, а потом уж думать об учебе.
В августе 1919 года Берга назначили командиром на подводную лодку «Рысь». С грустью расставался он с «Пантерой» и ее командой. Но надо было подчиниться приказу — организовать восстановительные работы на подраненной «Рыси», подобрать и обучить команду, сделать «Рысь» такой же боеспособной, как «Пантера».
Начались круглосуточные ремонтные работы в доке. Командир отключался от них только в часы занятий с молодыми матросами. И даже в это время он ухитрялся заниматься сам! Вплотную столкнувшись с крайне широким кругом технических вопросов, с незнакомым новым оснащением подводных лодок, он понял, что ему необходимы глубокие инженерные знания. Может быть, обучая команду, он ощутил свою неподготовленность во многих вопросах — ведь командир должен быть и штурманом, и артиллеристом, механиком и электриком. Так или иначе, Берг решил стать инженером. Отчасти повлиял на него новый друг, моряк В. Ю. Горяинов, с которым он познакомился в подводном плавании. Горяинов тоже стремился учиться. Они обсуждали учебные дела и много спорили о том, как же совместить любовь к морю, к кораблям и желание иметь какую-то более универсальную специальность, не зависящую от моды, от веяния времени, от того или иного отношения к флоту.
— Я решил не возвращаться в университет, — вспоминает Аксель Иванович, — и заняться техническими науками. Сыграло роль обилие электротехнических приборов на подводных лодках, знакомство с радиотехникой, с двигателями внутреннего сгорания, с аккумуляторами подводных лодок, со штурманским делом, с теорией и практикой девиации магнитных компасов и радиопеленгаторов, с тонкими механизмами гирокомпасов. Политехнический институт славился хорошей постановкой дела, современными лабораториями и квалифицированными педагогами. Мы с Горяиновым решили поступить в Политехнический институт. И вот осенью 1919 года я стал студентом Петроградского политехнического института. Но о регулярном посещении лекций в это время не могло быть и речи. Ведь я продолжал командовать «Рысью». Мы восстановили ее, и она участвовала в учебных походах. Только когда залив сковало льдом и на лодке начался зимний ремонт, я мог время от времени вырываться в город и ходить в институт.
К сожалению, этот институт находился очень далеко от улицы Глинки, где я жил. Сообщение было совсем плохое, трамваи ходили редко. Мы шли пешком, а на голодный желудок — состояние тогда стабильное — это было весьма неприятно. После путешествия страшно мерзли на лекциях в нетопленных аудиториях. И все-таки я регулярно сдавал зачеты, совмещая учебу со службой на флоте. Да, кроме того, я был зачислен еще в подводный класс Соединенных классов комсостава флота.
Было ли тяжело? Надо было учиться — когда же тут рассуждать…
КАЛЕЙДОСКОП ТРУДА
Весной двадцать первого года Берг делает попытку прервать службу на флоте, чтобы закончить Политехнический институт. Добиться этого в напряженной обстановке было почти невозможно. Но Берг решает попробовать. 8 апреля 1921 года он пишет рапорт начальнику Соединенных классов Радус-Зенковичу:
«От слушателя подводного класса Акселя Ивановича Берга.
РАПОРТ
На основании декрета Совета Народных Комиссаров от 14-го января 1921 г. и приказа по флоту от 26-го февраля с. г. за № 176 прошу ходатайства Вашего об откомандировании меня для окончания в 1-й Петроградский политехнический институт на электромеханический факультет.