Четыре
Шрифт:
И вдруг он достал из-за пазухи пичугу, отпустил ее, и она, чирикнув под куполом, пулей унеслась в раскрытые весне врата.
Прихожане хотели было аплодировать, но отец Димитрий остановил их одним только взглядом.
– Чего это? – тихо спросил он отшельника.
– Пушкин. Александр Сергеевич Пушкин, – пояснил Иоанникий,
И снова хотел народ в ладоши хлопать, но не решился. А Иоанникий поклонился всем в пояс и поблагодарил:
– Храни вас Бог, люди добрые.
– Вы Георгий Иванович? – Женщина держала за руку тихую девочку. В другой у нее был пакет с документами и обследованиями.
– Он же Гога, он же Гоша, – начал было перешучивать киногероя врач, но осекся – во взгляде женщины были боль и безысходность. – Я…
– Сделайте Ксюше операцию, – глухо, но требовательно произнесла Маргарита.
– Я? – будто испугался хирург. – Я с сегодняшнего дня в отпуске, вот, Валерий Михайлович сделает. Он даже лучше, чем я. А я только за документами на работу зашел…
– В запой собираетесь? – огорошила и самого Георгия Ивановича женщина, и его коллегу Валерия Михайловича. Тот аж крякнул, но едва сдержал неуместный хохоток.
– Это мое личное дело, – немного обиделся Гоша, он же Гога.
– Да, конечно, – согласилась Маргарита, – но Иоанникий сказал, что только вы сделаете так, как надо.
– Иоанникий? – Георгий Иванович опустил голову, а потом и присел на стул. Машинально протянул руку: – Давайте ваши документы. «КаТэ» здесь?
– Здесь, – засуетилась рукой в пакете Маргарита. – Вы уж помогите, я вам потом сама наливать день деньской буду. – Мгновенно статная красивая современная
Так причитала, что и Валерий Михайлович подошел.
– Поможешь? – спросил его Георгий Иванович, глядя пленку снимка на свет.
В первый раз Сергей поцеловал Веру в кинотеатре. Банально, но правда. Он даже не помнил, какой они фильм смотрели… Сначала он взял ее руку в свою, ощутил тепло на кончиках подушечек ее пальцев, приложил к губам тыльную сторону ладони девушки, а когда она повернула к нему лицо, решился поцеловать… Сидевшие за их спинами зрители не протестовали, а лишь посоветовали пересесть на последний ряд, благо что сеанс был дневной и места в зале имелись.
С момента того поцелуя в жизни Сергея всё остальное отошло на второй, третий и другие планы. Образ Веры заслонял собой любые события, обстоятельства, перспективы и насущные задачи. Учился он хорошо, вернее, отлично, но теперь даже сквозь страницы любимых книг на него смотрела Вера. Наверное, с ней происходило то же самое… Наверное. Хотя Вера и «наверное» совместимы ли? Во всяком случае, Вера даже учиться стала хуже. Первую сессию закрыла с тройками, отчего Сергею пришлось выслушать от отца Веры науку о системе предпочтений. Нет, бывалый начальник не был против любви и отношений его дочери с «безродным» романтиком, он просто прочитал традиционную в те времена лекцию о том, что всякий человек должен приносить пользу обществу, а для того, чтобы ее приносить, надо сначала стать кем-то, то есть выучиться. В сущности, четвертьчасовое назидание можно было свести к одной последней фразе:
– Короче, учиться-то надо. Об этом не забывайте. Ты понял?
– Понял, – согласился Сергей, но ничего поделать ни с собой, ни тем более с Верой не мог.
Конец ознакомительного фрагмента.