Четыре
Шрифт:
Членовозами называли черные «Волги» с очень известными в городе автомобильными номерами. Под пассажирами подразумевались члены партии на высоких должностях или начальники крупных организаций, что часто совпадало в одном лице.
– Он не человек, что ли? – спросил Серёга про отца девушки.
– Кто его знает, – неуверенно покачал головой Гоша.
– И не таких обламывали, – прищурился на зев подъезда Лёха.
Гоша пожал плечами:
– Пошли в кино, «Какие наши годы» показывают. Игорёха говорил, там актриса с голой грудью бегает.
Прозвучало очень убедительно, потому вся троица стала рыть в карманах мелочь. Тридцать пять копеек на билет на дневной сеанс.
– О! У меня еще на бутылку «Жигулевского»
Это был последний аргумент.
– Пошли, – сказали все трое в один голос.
– Отец Аникий! Отец Аникий! – Крик Вани летел над таежной речушкой.
В тысячный раз он приходил сюда, но всякий раз не мог сразу найти полуземлянку отшельника. И никогда не звал его полным именем Иоанникий. В селе, что в семи километрах ниже по течению на юг, все так величали странного монаха, который неизвестно когда пришел неизвестно откуда и поселился на берегу Тавды в самых малопроходимых чащобах. Появился так, как будто всегда здесь и жил. Первыми на него вышли рыбаки и охотники, но плохого с первой встречи о нем не подумали: слишком добрые у него были серые, глубоко-водянистые глаза. Увидели полуземлянку и крест молельный с гладким камнем под ним. Дымок над моховой крышей. Что-то варил себе из дикоросов отец Иоанникий. Потому оставили ему хлеба, рыбы, соли, спичек и даже зажигалку. Ни от чего с поклоном не отказался. А на обратном пути сняли сети и диву дались: улов был больше обычного. Так и подумали: не иначе Аникий намолил. С тех пор повелось – идти и просить молитв у Аникия, оставляя в благодарность нехитрую снедь или нужные в хозяйстве вещи: кружку, тарелку, ложку, ножик, ткань – в общем, что в голову придет, то и брали, ибо деньги для Аникия ничего не значили. Ушлые бизнесмены оставляли порой стянутые резинками кругляши купюр, или толстые бумажники-лопатники, или просто конверты, но они так и оставались лежать под камнем до тех пор, пока их не забирал тот, кому они были нужнее. Первым-то рыбакам монах так и представился Иоанникием, но те, пока возвращались, часть букв потеряли, потому и остался пустынник для кого Аникием, а кому Аникеем. Ванюшке больше нравился Аникий.
– Отец Аникий, отец Аникий! – кричал он.
– Ну чего лес пугаешь? – появился за его спиной монах.
– Уф, а ты меня напугал, – вздрогнул парень.
– Ты же знаешь, что в лес шепотом заходить надо, чтобы принял, а ты кричишь, как грибник, который заплутал. – Аникий улыбался.
Он всегда был рад видеть Ванюшку, который стал этаким сталкером между поселком Тавда и жилищем отшельника на берегу одноименной реки. Почему? Да кто ж его знает. Известно другое: не все сельчане, что отправлялись к Аникию за советом или молитвенной помощью, могли его найти, некоторые и полуземлянку в десяти шагах от себя не видели, хотя точно знали, где она. А вот Ванюшка всегда находил, или сам Аникий находил его. Потому, прежде чем пойти к монаху или тем более повести туда чужих, что приехали вслед за молвой, отправляли сначала «на разведку» Ванюшку. Аникий не всех принимал, но никогда не объяснял, почему кому-то отказывал. Правильнее сказать, иногда всё же объяснял, но только Ване, когда тот сам спрашивал. Ваня был сыном рыбака Герасима (которого Аникий звал по-православному Гервасием), того, что в числе первых набрел на его земляную избушку. С тех пор Герасим никогда не забывал о монахе, отправлял ему с сыном провиант, а однажды даже с умельцами сладил ему маленькую печь. Ваня часто называл отца Аникия в одно слово – «Дядяникий», особенно когда они были только вдвоем.
– Дядяникий, там до тебя солидная тетка на черном джипаре из области приехала. Дородная такая.
– На бульдозер по повадкам похожа? – переспросил Аникий, будто видел ее.
– Точно! – подивился прозорливости своего друга Ванюшка. – Главу и участкового
– Начальница, – оценил с улыбкой Ани-кий.
– Так примешь? – уловил добрую иронию в голосе монаха Ванюшка. – Кино показывать в клубе будут. Может, и ты в другой раз посмотреть придешь? Она еще микрофон Вале обещала, чтобы та петь могла на конкурсах.
Валя была одноклассницей и возлюбленной Ванюшки. Пела современные и народные песни так, что народ в поселке выбросил все старые пластинки Аллы Пугачевой. Валя даже без музыки хорошо пела. А могла петь и на клиросе в Покровском храме в райцентре.
– Кино сейчас никудышное, а микрофон Вале надо, – определил Аникий.
– Так что, мне эту баржу сюда вдоль берега тащить? – обрадовался Ванюшка.
– Да зачем тебе надрываться? Просто пойди и скажи ей: то, чего она хотела узнать, в газете за сентябрь пять лет назад было написано. Точь-в-точь.
– И всё? – ушам не поверил Ваня.
– Она поймет и очень рада будет. Так и скажи.
– Чё… и микрофон даст? – не верил Ваня.
– И сама как в кино спляшет, – подтвердил Аникий.
– Так я побегу, пока она там главу не умучила?
– Валяй, – подмигнул монах.
– Спасибо, Дядяникий!
– И тебя спаси Господь…
Между тем заместитель губернатора по социальным вопросам Алла Антоновна (именованная в простонародье зампососом) нервно ожидала разрешения на аудиенцию в кабинете главы администрации поселка. Пила коньяк, валерьянку, кофе и чай вперемешку, закусывая румяными тавдинскими пирогами с брусникой и грибами, а также тонко нарезанным лимоном. В кабинет иногда заглядывал пришибленный появлением власти такого уровня участковый и вместо доклада пожимал плечами.
– Сгинь, – командовала ему Алла Антоновна и щелкала пальцами над бутылкой коньяка, после чего местный глава Василий Андреевич наливал ей рюмочку, которую она опрокидывала в рот, как каплю нектара.
– Гонец вернулся! – наконец-то объявился с нужной вестью участковый.
– Галямов! – гаркнула ему она. – Так чего ты-то явился, мальчишку зови!
Участковый вытолкнул из-за спины смущенного Ванюшку. Тот не стал тянуть и с порога выпалил:
– Вам к нему ходить не надо. Аникий велел передать, что то, что вы ищете, в газете за сентябрь пять лет назад было написано. Точь-в-точь.
Алла Антоновна наморщила свой мощный лоб. Доходило до нее с трудом. Взглянула на Василия Андреевича сурово:
– Подшивка областной газеты у тебя где?
Тот аж подскочил:
– Так в библиотеке, это с другого крыльца.
– Галямов, тащи сюда подшивку! – скомандовала она участковому, который, впрочем, не дослушав, уже умчался.
Вернулся он через пять минут со стопкой стянутых шнуром желтых газет. Грохнул их на стол перед начальницей, и та, помусолив пальчик, стала с огромной скоростью их листать. И, найдя нужное, просветлела, как будто получила божественное откровение. Глава и участковый косились на первую полосу через ее плечи. В ней говорилось, что ныне здравствующий губернатор избран губернатором.
– Уф-ф-ф… Откуда он знал, зачем я к нему? – Алла Антоновна не усомнилась ни разу, подивилась, скорее. – Ну, Василий Андреевич, если монах твой не соврал, то я сама тебе новый клуб через полгода уже открою.
Василий Андреевич тоже просветлел лицом.
– А тебе, Галямов, новый УАЗ «Патриот» для охраны общественного порядка и повышенной проходимости.
Ильнур Ильясович Галямов чуть не козырнул.
– А микрофон? – спросил, в свою очередь, Ваня.
Алла Антоновна задумчиво посмотрела на юношу, затем спохватилась: