Четырехкрылые корсары
Шрифт:
Тут нам открывается важная черта всего класса насекомых. Игры животных, как их школа, как курс физического и всякого другого развития, сейчас всерьез изучаются биологами. Эти вопросы стоят на повестке дня коллоквиумов и симпозиумов, им посвящены сборники. «Игры животных — точка роста их поведения», — доказывает Конрад Лоренц.
Однако насекомые лишены способности упражняться в играх, считают многие, в их числе, в частности, профессор Фриш. Он находит, что и этим насекомые отличаются от «человека, зверя и пташки», которые берутся за дела, готовясь к ним еще с детства, с младых лет.
Разумеется,
Что касается безостановочных действий шершнихи — основательницы гнезда, выкармливающей молодь-детву, здесь ничего подобного не видно!
Но едва на свет вывелась первая из дочерей, основательницу словно подменили. Она стала заметно менее активной. Похоже было, она очистила старшей дочери и начавшим вслед за ней появляться сестрам поле деятельности. Основательница самоустранилась во многих планах.
Молодые дочери через 24 часа после выхода из ячеи уже усердно вели строительные работы, через 48 часов полностью освоили дорогу к кормушкам, уносили добычу наверх, на стеклянный потолок, и здесь подготовляли ее, потом доставляли к открытым ячеям с растущими личинками и кормили их. Основательница же все больше пребывала на кровле сота, лишь временно отлучаясь, чтоб посетить кормушки с медово-сахарным тестом «канди», с мясом или чтоб схватить пчелу.
С третьего дня жизни молодые шершни вели себя заметно более воинственно, чем основательница. Теперь было много труднее снабжать гнезда свежей водой и пищей: любое прикосновение к ящику воспринималось шершнями как повод к нападению.
Я с особым интересом перечитывал страницы отчета, в которых хронометрировались самые первые часы строительства, когда основательница сносила к облюбованной площадке, укладывая в валики» бумажную пульпу, когда начинала оттягивать основание ножки, когда, перегнувшись пополам, словно верхом на опускающемся стебельке, как вокруг оси, поворачивалась то в одну, то в другую сторону, наращивая в среднем один миллиметр за несколько минут, успевая за 6–7 часов вылепить 8-миллиметровую мисочку, округлую, как ласточкино гнездо, после чего появляющееся рядом начало второй ячеи — первая уже засеяна яйцом — изменяло стенки первой, придавая им угловатость, а в последующем они становились отчетливо шестигранными…
Все это я и сам когда-то наблюдал, только внятно сказать не сумел, недостаточно осознал смысл увиденного.
Глава 32
О находке в лесу и об одном наблюдении, которое удалось провести благодаря находке
Очень любопытно после нескольких дней отсутствия ступить на участок, в котором тебе известны
Не менее интересны первые выходы на участок после пронесшегося вихря… Ходишь по знакомым местам, как по берегу моря после бурного прибоя: сколько вынесено на отмель даров стихии! «Остров сокровищ» даже после обычного прилива становится куда богаче, чем был. И там, где вчера пенились волны, сегодня в песке может сверкнуть обломочек звена золотой цепи. Но редкостные находки, подлинные сокровища, полные неожиданностей, могут попасться на глаза и не у океана, и не обязательно за тридевять земель.
…После нескольких дней сплошного дождя, который то утихал, превращаясь в мельчайшую морось, то припускал вовсю, переходил в беспросветный ливень с ветром, грохотавшим о жестяную крышу, наконец стало тихо. Сырость еще плотно клубилась в воздухе, но тучи, затягивавшие небо мрачной серостью, словно иссякли.
Обломок сота. На нем можно рассмотреть трех взрослых ос, а справа внизу на снимке ячейку со взрезанной изнутри крышечкой.
Это было в начале августа, но чтоб выйти на прилегающий к дому островок леса, поглядеть, какие дары принесло море дождя, пролившееся с небес, пришлось набросить на плечи теплые куртки, а ноги сунуть в резиновые сапоги. Размокшая почва чавкала под ними, а четыре следа вдавливались в грунт и сразу заполнялись мутноватой водой.
Но вот жена, отведя рукой отяжелевшие ветки, ныряет под большую старую елку. На пухлом слое сбитой с дерева рыжей хвои лежит нечто до удивления напоминающее опрокинутую цветом вниз корзинку подсолнечника. Как она могла сюда попасть, откуда занесена? Подсолнечник в мокром заповедном лесу еще менее вероятен, чем золотая цепь…
Мы поднимаем корзинку, обнаруживая на второй стороне почти правильного круга запечатанные выпуклыми крышечками ячеи. В наших руках довольно большой сантиметров 15 в диаметре — тяжелый намокший сот. Пока ясно одно: сот построили веспа. Эти осы сооружают, мы уже знаем, гнезда из нескольких горизонтально один над другим висящих этажей, прикрытых извне общей оболочкой. И соты и оболочки изготовляются из бумагоподобной массы. Оболочка, словно скорлупа, обнимает все внутренние сооружения и оставляет внизу под последним сотом леток ход в гнездо.
Затянувшиеся дожди да, видимо, еще и ветер, раскачивавший ветви, соседние с той, на которой висело гнездо, погубили его: оболочка промокла и надорвалась, соты стали пропитываться влагой и тяжелеть, крепления между ними ослабели, сот сорвался и упал плашмя.
Сколько ночей провел он на мокрой земле? А ночи-то не по-августовски холодные. Источавшаяся бумажным сооружением влага сочилась между пальцев. С лежащего на руке сота обрывались и шлепали оземь прозрачные капли. Никакого смысла не было уносить с собой находку. Расплод, конечно, остыл, замер…