Четырёхлистник или Теория Невероятности
Шрифт:
– А только у нее в хозяйстве коза Зорька. Я здесь всех знаю.
– Не думал, что это может быть особой приметой. Вот ты какое местное чудо-юдо, всезнайка! Так что у тебя за диплом?
– По Теории невероятности.
– Такой не бывает.
–
– Это четырехлистников не бывает, а Теория невероятности - это научный факт. Ты на кого учишься?
– Я-то, на программиста.
– В политехническом?
– В политехническом.
Алька снисходительно хмыкнула.
– Ясно, всё виртуальная нереальность, компьютеры, точные расчеты.
– Ну, разная бывает реальность, признаю, - заметил Лёша.
– А Теория невероятности тоже бывает.
Несколько секунд они молча мерили друг друга взглядами, потом Лёша вздохнул:
– И откуда ты взялась такая упрямая?
– Я из университета.
– Ну ты даешь! Я точно думал, что тебе только на речку с мячиком бегать да в куклы играть. Акселератка! Ну, то есть, вундеркинд!
– Не обзывайся. Лучше попробуй найти на этой лужайке четырехлистник.
– Да я уверен, вот сейчас мы насчитаем по десять штук, я создам тебе математическую выборку здесь, здесь и здесь, - Лёша наугад ткнул пальцем в разные концы полянки, - и хоть одна из этих травинок окажется четырехлистной.
– Давай попробуем!
– азартно предложила она.
– Давай.
Они сидели на лужайке, рассуждали о теории вероятности и рассматривали травинки. Лёша не заметил, как увлекся этим занятием, особенно убедившись, что среди массы кислицы и клевера ни одной четырехлистной травинки не попадается.
– Ищи, ищи, попробуй найди!
– насмешливо сказал звонкий девичий голос, и Лёша подбежал к травинке, которая ему издали показалась совершенно точно непохожей на остальные. Присев, он увидел, что она обыкновенная, трилистная. Эхом до его слуха, как издалека долетел тихий смех, а когда Лёша оглянулся, девчонки рядом уже не было.
Солнце почти село. Пожав плечами, Лёша отправился домой, пить чай со своей бабушкой, которую действительно звали Дарья Никаноровна.
Глава 2
В гостях у Дарьи Никаноровны находилась ее закадычная подружка и соседка Варвара Сергеевна. Старушки весело сплетничали, пили чай с домашним вареньем, раскладывали какой-то особый мудреный пасьянс, и судачили о нынешней молодежи и о том, как трудно нынче жить в городе. Да и в деревне не легче. Разговор вскользь коснулся того, что приехал на лето внук, и теперь Дарье Никаноровне не будет так одиноко.
Когда пришел Лёша и сразу с порога спросил, не знают ли они такую девчонку ужасно вредную с лохматой косой, глазастую, Третьей Зорькой кличут?
– старушки заговорщицки захихикали, и Лёше стало очевидно, что они что-то знают, и дело тут вовсе не так просто, как ему показалось вначале.
Пошептавшись со своей подругой, Варвара Сергеевна заторопилась уходить, даже не поинтересовалась, сойдется ли пасьянс. Она пожелала доброй ночи и ушла, а бабушка сказала Лёше, что раз уж ему в кои-то веки довелось встретить столь симпатичную девушку, что он даже смог описать ее внешность, то пусть расскажет всё, как было. Когда Лёша рассказал про четырехлистник, Дарья Никаноровна всплеснула руками и без видимой связи, глядя в сторону, сказала, что завтра в город в лавку надо идти.
– В какую это лавку, бабушка?
– удивился Лёша.
– В обыкновенную, я тебе адрес дам. К Цезарю идти надо, без него тут никуда.
– Это кто ж такой?
– Знакомый наш, пожилой, Цезарь Цезаревич - большой ученый. Он про такие вещи знает, про енту Теорию невероятности.
– Бабушка, - улыбнулся Лёша, - но ведь такой не бывает на свете.
– На свете не бывает то, чего прежде не было, - отрезала Дарья Никаноровна, - а Теория невероятности всегда была. Ещё я ее в школе-то учила.
– Бабушка, а что тебе в лавке купить надо?
– Не мне, это тебе надо, внучек. Разберешься на месте. Увидишь там на углу против почты, между киоском с мороженным с одной стороны и тачкой с воздушными шариками с другой стороны - двери лавки. И ежели на них написано "ОБЕД", так прямо смело и входи.
– Так ведь хозяин рассердится, бабушка, - растерялся Лёша, примерно представляя, как радуются посетителям, вваливающимся во время обеденного перерыва.
– Ну и что же, поворчит немножко, - невозмутимо ответила Дарья Никаноровна, взяв со стола бумагу и ручку.
– А ты ему записочку вот эту вот передашь, скажешь, что ты, мол, от Дарьи Никаноровны, так, может быть, он и смилостивится. А кроме как в обед в эту лавку ты не попадешь, так что уж рискни.