Чей мальчишка? (илл. В.Тихоновича)
Шрифт:
— Сказал ведь, порожнее.
— Эх… — Санька безнадежно махнул рукой.
— Это он, ктитор! Больше некому… — горячо заговорил Владик. — Нынче опять у старой плотины околачивался. Будто по траву пришел… А сам все по сторонам зыркает. Записку вот в дупло подкинул.
На тетрадном листке — крупные и усатые, как тараканы, фиолетовые буквы. Таинственный автор записки извещал:
«К дуплу больше не ходите. За вами следят. Жду вас утром в среду в Лисьем овраге, возле горелой березы… Захватите патроны, если они у вас есть…»
— Ишь, какую хитрую записку сочинил! — возмущается Владик. — Заманивает. Ищи дураков, а нас не заманишь!..
Санька смотрит на записку, а сам думает: «Почему же Верещака не стал выслеживать нас возле ветлы? Забрал оружие, сунул в дупло записку — и все… Нет, тут что-то не так».
Ему даже кажется знакомым почерк, которым написана загадочная записка. Где-то он видел такие продолговатые с хвостиками буквы. Силится вспомнить и — не может. Кто вызывает их в Лисий овраг? А ежели это в самом деле друг?
— Пойдем туда чуть свет, — предлагает Санька. — Спрячемся в кустах. Поглядим, кто придет…
Он юркнул к себе во двор, а Владик зашагал по улице вверх, к пожарной каланче, где стоит их изба с голубыми ставнями.
…Владик отрезал ломоть житняка, посыпал крупной солью и выбежал на огород, к огуречной грядке. Недавно тут грелись на солнышке пупырчатые, с ядовито-зеленой кожей огурцы. А нынче мерцают среди пожухлых листьев желтые, как дыни, пузаны.
Сорвал Владик коротышку с белыми прожилками на носу. Хрумкает вприкуску с хлебом. Нет, не тот уже смак… Шваркнул за плетень. Вернулся в избу. Открыл лаз под пол — там, в тайничке, мать прячет яйца от немцев. Положил пару штук за пазуху и вышел за ворота. Глянул на каланчу — пулемет торчит из-под дощатой крыши, а пулеметчика не видать. Владик по привычке направился к лестнице, но сердитый окрик остановил его. Смотрит — на каланче уже другой, незнакомый пулеметчик — белобрысый, с приплюснутым носом, с большими оттопыренными ушами.
— Цурюк! 6 — крикнул белобрысый и, оскалившись, направил на Владика ствол пулемета.
Где же тот высокий, смуглый, что обещал променять зажигалку на яйца?
Владик побрел мимо пожарки, где вместо пожарников жили теперь немцы. Свернул за угол, чтоб не маячить у них на глазах. А то опять заставят дрова колоть…
По тропинке, заросшей красноталом, спустился к реке, где шумит и плещется перекат. По этой отмели и перебирались мальчишки через Друть на заречную улицу к бабке Ганне.
6
Назад (немецк.).
За кустами слева, в глубокой заводи, кто-то купается. Барахтаются в воде, ржут, как жеребцы. С берега, из кустов, чей-то хриплый бас подзадоривает:
— Не донырнешь до ветлы… не донырнешь…
Пригнулся Владик, раздвинул кусты. На обрыве сидит Шулепа — начальник полиции. За спиной у него, на траве, — одежда, обувь. Две винтовки стоят возле приземистой ивы-вековухи. Возле самых зарослей, где затаился Владик, кирзовые сапоги брошены под куст. Рядом с ними гимнастерка, брюки. Из-под брюк кобура торчит, а из нее рукоятка револьвера выглядывает…
Оружие так близко, что, если высунуть из лозняка руку, можно схватить пальцами плетеный ремешок…
От волнения у Владика потемнело в глазах, а сердце застучало так громко, что, казалось, его удары слышит Шулепа.
Но начальник полиции как ни в чем не бывало сидел спиной к Владику и все подтрунивал над полицаем, не умевшим нырять.
Полицаи бултыхались в воде, что-то выкрикивали, гулко плескались. Их скрывал от Владика обрыв. Владик прислушался к их голосам и смекнул: они не спешат вылезать из воды.
Собравшись с духом, он высунул руку из-под лохматого куста и ухватился за револьверный ремешок. Вместе с кобурой сунул самовзвод за пазуху. Пугливым взором прирос к Шулепе. А тот по-прежнему сидит на обрыве. Хохочет, покрикивает на полицаев.
Выполз Владик из кустов на тропинку, бежит, придерживая вздувшуюся рубаху на животе. Остановился. Впереди кто-то шурхает. Черный картуз маячит над кустами… Владик прыгнул с тропы в гущу ивняка и, ныряя под зеленые арки веток, помчался прочь от зловещего картуза…
«Опять где-то шатается, дьяволенок! — мысленно выругала Кораблева сына, увидев на дверях в сенцах замок. — Не сидится ему дома…»
Достала из тайничка ключ. В избе переоделась, сняла кольцо с руки, отцепила серьги. Собираясь утром в комендатуру, она перебрала свои лучшие наряды. Мол, смотри, Фок, Кораблева — не кто-нибудь, а жена инженера. В подачках не нуждается…
Села к столу. Задумалась. Мужа арестовали осенью в тридцать седьмом. А весной тридцать восьмого Анна покинула город на Днепре, где свалилась на ее плечи беда… Распродала всю мебель, ценные вещи. Оставила на память рубиновые серьги — подарок мужа ко дню рождения — да обручальное кольцо. И еще — мужнины карманные часы… Переехала с сынишкой в Дручанск, где доживала свой век старушка-свекровь. Стала жить в лесном бревенчатом городке. Через год свекровь умерла. Остались вдвоем. Владик бегал в школу. А ей, Кораблевой, пришлось вспомнить свою прежнюю профессию. Стала работать машинисткой в райисполкоме.
Вот за эту ее профессию и ухватился комендант Фок. Нынче опять вызывал он Анну к себе. Все настойчивее предлагает должность машинистки в комендатуре. Правда, разговаривает пока вежливо. Не стращает, не запугивает. Старается внушить, что она пострадала от Советов… Дал два дня сроку — подумать… А что ей думать? Пусть даже не виноват муж (в этом она совершенно уверена), пусть он попал в беду по вине каких-то недобрых людей, все равно она не пойдет на службу к Фоку. Так и скажет коменданту через два дня. А что тогда? Наверно, начнут преследовать… А может, не тронут: ведь она — «пострадавшая»…
Размышляя о своей жизни, Анна не заметила, как на дворе появились чужие люди. Хлопнула калитка, шаркают кованые сапоги возле крыльца, звякает оружие. Плачет мальчишка, что-то выкрикивая. Анна кинулась в сенцы. На пороге столкнулась с Шулепой. Начальник полиции отпихнул Кораблеву и шагнул в избу. За ним топают два полицая и Верещака. У крыльца еще двое. Один, носастый, с выпученными глазами, держит за руку ревущего мальчишку, крутит плеткой над его спиной…
— В синей майке, говоришь? — допытывается Шулепа у Верещаки.