Чичерин
Шрифт:
Глава пятая
ИДТИ ВПЕРЕД,
НЕ ЗАМЫКАТЬСЯ В КРУГЕ
— Мирный договор с Эстонией, — разъяснял Чичерин, выступая на пленарном заседании ВЦИК 4 февраля 1920 года, — является результатом продолжительной дипломатической работы, сложной борьбы и имеет целую историю. Уже летом, когда выяснилось, что мы недостаточно сильны для того, чтобы одновременно бороться против наступающих Деникина и Колчака и одновременно помешать Антанте создать ряд буржуазных республик на нашем Западном фронте, уже тогда нам стала ясна необходимость прийти к мирному соглашению с этими республиками.
А ведь даже двадцать дней назад никто не мог поручиться за успех этого договора.
31 декабря в Юрьеве было заключено перемирие
Соглашение далось нелегко. В самый момент подписания, когда собрались все члены делегаций и просматривался в последний раз текст соглашения, вдруг сильно забеспокоился генерал Соотс, представитель главного командования, претендент на роль эстонского Фоша и Людендорфа. Для беспокойства генерала поистине была «основательная» причина: советская делегация показала ему карту, на которой была красным карандашом нанесена обусловленная русско-эстонская граница. К несчастью, карандаш был толстый, и линия границы вышла чересчур жирной, захватила несколько сот сажен, которые должны были лежать по ту сторону границы. И генерал Соотс горячо запротестовал против аннексионистских планов русского карандаша: «Мы, знаете ли, государство маленькое, бедное, нас всякий карандаш может обидеть».
Понадобились настойчивые убеждения, чтобы бдительный генерал поверил — линия границы будет определена на местности в полном соответствии с достигнутым соглашением.
Да что Соотс! Несмотря на свой генеральский чин, он ничего не определял. То, что предлагалось в Юрьеве, самым тщательным образом взвешивалось далеко на Западе — на Темзе и Сене. И если Ллойд Джордж был склонен к компромиссу, то Клемансо грозил предать анафеме всякого, кто признает возможным соглашение с Советской Россией, угрожал анафемой Эстонии, если она пойдет на соглашение с русскими.
— И вот между этими двумя мировыми контрастами находилась буржуазия маленькой Эстонии. Она выбрала очень простой путь: везде во всем с Англией… — констатирует нарком.
16 января 1920 года верховный совет Антанты вопреки требованию Франции принял решение о снятии с Советской России экономической блокады. Нужно ли говорить, что это была долгожданная победа советской дипломатии?
— Наш договор с Эстонией превратился в генеральную репетицию соглашения с Антантой, превратился в первый опыт прорыва блокады и в первый эксперимент мирного сожительства с буржуазными государствами, — подвел итог напряженного труда советских дипломатов Георгий Васильевич.
Эстонцы первыми поздравили наркома с этим выдающимся событием. Для них самих отмена блокады явилась огромным облегчением. В течение нескольких месяцев они метались из одной крайности в другую с единственным желанием — понять наконец, что же от них хотят Лондон и Париж. А затем в течение всего лишь двух недель были разрешены все вопросы, казавшиеся до этого неразрешимыми.
Наркому иностранных дел было поручено доложить ВЦИК о содержании подписанных договоров. Нарком говорил:
— Перед нами сейчас стоят величайшие, всемирно-исторические задачи. Перед всем миром стоит задача экономического восстановления после той разрухи, в которой находится мир, и победа будет за тем, кто сумеет вывести общество из разрухи. Когда Ллойд Джордж говорит, что большевизм можно победить хлебом, — это значит, что английские капиталисты надеются справиться с разрухой и требованиями рабочего класса. В этом мировом поединке победит тот, кто победит на строительной работе…
Вскоре состоялся обмен торговыми миссиями с Эстонией. Началась подготовка к нормализации отношений с другими Прибалтийскими странами, тоже на основе обмена миссиями Центросоюза или Красного Креста.
В марте 1920 года Чичерин провожал еще одну миссию — торговую миссию, которой руководил талантливый дипломат Леонид Борисович Красин.
— Мы не
В конце марта 1920 года в Москве открылся IX съезд РКП(б). Чичерин не участвовал в его работе, но он внимательно следил за ходом съезда: в условиях чрезвычайной оторванности советских представителей от Родины их своевременная информация о событиях в партии, в стране имела важное значение. Порой следовало не только информировать, но и убеждать в правильности решений партии, требовать неукоснительного выполнения этих решений.
Нарком сообщал Литвинову, находившемуся в то время в Копенгагене: «В нашей среде все умы поглощены вопросами о трудовой повинности, экономическом восстановлении собственными средствами, трудовой дисциплине, централизме или децентрализации, единоличном или коллегиальном управлении. Под этим знаком проходит начавшийся съезд партии. Я, к сожалению, не могу информировать вас о дебатах, играющих самую основную роль в переживаемый нами исторический момент, ибо я так поглощен миллионами деталей нашего комиссариата, что не имею возможности вырваться наружу. Вы знаете, как мало у нас сил и насколько наши силы по большей части неадекватны. Работа растет неимоверно, а между тем приходится по-прежнему следить за каждой мелочью, чтобы не делалась ерунда. Мой рабочий день достигает уже непрерывных 19 часов, причем мелочи и детали поглощают значительную часть времени. На съезде я до сих пор не был и не знаю, удастся ли мне там быть».
А мелочи очень досадные. Иоффе получил от него всего лишь краткую записку: «Я надеялся ночью написать Вам, но секретариат закапризничал, и я всю ночь разбирал бумаги по папкам. Комиссариат разрушен, я поглощен техникой, некогда заниматься политикой…» Как видно, Чичерин так и не смог изжить недостатка, который Ленин называл отсутствием «командирства». Конечно, он несколько шаржировал себя в письме Иоффе, политика была содержанием его повседневных дел и непрестанных раздумий.
За границей растет интерес к России, к ее хозяйственным планам, накапливаются сведения о том, что деловые круги не прочь заняться торговлей. Этим нельзя пренебрегать.
Ревель — наиболее удобное «окно в Европу» — привлекает самое пристальное внимание наркома. Через этот город можно получать самое необходимое. Ежедневно на имя Чичерина приходят десятки телеграмм, в которых излагаются все поступившие предложения иностранных фирм. С кем из них вести дела? Буржуазные торговые агенты предлагали все — от гвоздей и риса до новейших станков и паровозов. Нужно было быть осторожным, ибо платить приходилось золотом. На наркома иностранных дел дополнительно ложились внешнеторговые заботы.
Несмотря на обнадеживающее начало в развитии торговых отношений, имелись огромные трудности.
Советской дипломатии противостояла буржуазия Англии и Франции. «Англия, — писал Чичерин, — это мировая политика. Франция — это континентальная европейская политика. Англия — это сливки капиталистического общества, верхи капиталистического общества с самым широким кругозором и далекими перспективами. Франция — это банкир, нажившийся мелкий буржуа, заботящийся о своих прибылях и о своих сбережениях. Но, кроме того, политика Франции диктуется также вечным страхом перед возрождением Германии». Заставить Францию говорить с Советской Россией можно было, лишь учтя ее интересы в Европе. Можно заставить говорить и Англию, если будет нанесен удар по ее колониальной системе. Сближение с Германией и удар по английским интересам на Востоке — вот что определяет успех. К этому выводу пришел Чичерин, и он переключает внимание на Восток, сосредоточивая в своих руках все основные акции советской дипломатии в этом районе.