Чикатило. Явление зверя
Шрифт:
Натолкав в сложенный из кирпичей очаг ветки и обломки досок, Жарков достал коробок спичек, чиркнул раз, другой. Спички ломались, гасли, упорно не желая поджигать костер. Жарков шепотом матерился, психовал, пинал стену гаража, но в конце концов у него получилось зажечь кусок старой газеты. Завороженно понаблюдав за язычками пламени, пожиравшими желтую бумагу, он сунул газету в мешанину веток и досок, отступил на шаг и плеснул туда бензин из консервной банки. Вспыхнувший огонь озарил лицо Жаркова, его заблестевшие глаза, странную, потустороннюю
Когда костер разгорелся в полную силу, Жарков вытащил из огня горящую ветку, помахал ею в воздухе, чтобы сбить пламя, и начал нюхать идущий от ветки дым. Видимо, запах дыма напоминал ему о чем-то приятном. Жарков отошел в сторону, уселся на старую, изрезанную перочинными ножами скамейку, снова понюхал тлеющую ветку и закрыл глаза.
– Жарков Юрий Петрович? – суровый мужской голос, прозвучавший совсем рядом, заставил Жаркова вздрогнуть и открыть глаза.
Перед ним стояли двое оперативников, в стороне замерли трое милиционеров.
Жарков нахмурился, легко поднялся со скамейки, выставил перед собой тлеющую ветку, как шпагу, и вскинул свободную руку, словно заправский мушкетер, соратник Атоса, Портоса и Арамиса.
Немолодой уже опер покачал головой:
– Не дури.
Жарков угрожающе взмахнул веткой. Второй оперативник пытался зайти сбоку, но парень оказался на удивление ловким. Он швырнул во второго мужчину тлеющую ветку, вскочил на лавочку, перепрыгнул через спинку и бросился бежать.
Оперативники и милиционеры кинулись следом.
Жарков бежал с невероятной скоростью, причем зигзагами. Преследующие гнали его по двору, но всякий раз, когда казалось, что они вот-вот схватят парня, в последний момент он делал финт и уходил от преследования.
Пожилому оперу первому наскучила эта коррида.
– Стой! Стрелять буду! – крикнул он, достал «макаров» и передернул затвор.
Услышав это, Жарков кинулся в сторону, проскочил между двух милиционеров и выбежал со двора. Все бросились за ним. Внезапно послышался собачий лай – и тут же истошный крик убегающего.
Преследователи выбежали на улицу и остановились в удивлении. Жарков стоял, вжавшись спиной в стену дома, и тонко визжал. Его обнюхивала крупная собака. В нескольких шагах стояла ошалевшая не меньше милиции собачница с поводком в руке.
Первым в себя пришел пожилой опер.
– Уберите собачку, – сказал он хозяйке и взял Жаркова за плечо. – Гражданин Жарков, вы задержаны по подозрению в совершении тяжкого преступления.
Следующим утром в том же кабинете, где допрашивали Шеина, вновь закрутились бобины магнитофона – шел допрос Жаркова. Задержанный любитель костров с настороженностью смотрел на магнитофон, то и дело бросая испуганные взгляды на собравшихся в кабинете.
– Гражданин Жарков, вы знакомы с гражданином Шеиным? – спросил Ковалев.
Услышав знакомую фамилию, Жарков чуть расслабился, даже улыбнулся и кивнул.
– Да. Мы давно с ним дружим.
– Шеин арестован по подозрению в убийстве несовершеннолетнего Игоря Годовикова. Он показал, что вы с ним вместе совершили убийство. Это так?
Жарков на секунду задумался. Это выглядело так, будто у робота отключили электропитание, отметил про себя стоявший у дверей Витвицкий.
– Да, мы вместе, – кивнул задержанный.
Капитан нахмурился. Слишком уж легко и просто Жарков признался в страшном преступлении. Зато Ковалев, напротив, воодушевился.
– Задержанный Жарков, вы вместе совершили убийство в лесополосе возле станции?
– Да, в лесополосе, – кивнул Жарков. – Где электрички. Да, точно. Где электрички.
Ковалев, наклонив голову, украдкой бросил торжествующий взгляд на Кесаева, затем задал новый вопрос:
– Гражданин Жарков, вы отдаете себе отчет, в чем сейчас признаетесь?
Жарков обвел взглядом кабинет. В кабинете стояла звенящая тишина. Все взгляды были устремлены на него. От такого внимания задержанный воодушевился, вскинул голову, откашлялся и громко, так, чтобы было слышно каждому, произнес:
– Мы убили мальчика. Да. За железной дорогой.
– Каким образом вы его убили? – продолжил допрос полковник. – Вы зарезали его ножом?
– Ножом, – уверенно сказал Жарков. – Большим ножом.
– Остановите запись! – внезапно вмешался Витвицкий. – Так нельзя!
Кесаев, Ковалев, Липягин, Горюнов и другие, как по команде, посмотрели на Витвицкого. Ковалев кивнул офицеру у магнитофона, тот выключил запись.
– Выведите его в коридор, – с трудом сдерживая злость, указал Ковалев оперативникам на Жаркова.
Едва за Жарковым и сопровождающими закрылась дверь, Кесаев, опередив разъяренного Ковалева, резко спросил у Витвицкого:
– Что случилось, Виталий Иннокентьевич?
– Так нельзя, – повторил тот и повернулся к Ковалеву: – Вы некорректно ставите вопросы, Александр Семенович. Вы же его провоцируете!
В разговор вмешался Липягин:
– Капитан, ты в своем уме? Ты кого учишь?
Ковалев, погасив гнев, негромко, но веско произнес:
– Даже если формулировка не точна, суть от этого не меняется. Они оба дают признательные показания. И Шеин, и Жарков. Добровольно. Без принуждения. И независимо друг от друга. Так?
– Так, но… – начал Витвицкий и посмотрел на Кесаева. – Вы же понимаете, о чем я, Тимур Русланович?
– Александр Семенович прав, – ответил следователь. – Вы же их слышали, Витвицкий. И они действительно говорят одно и то же.
– Они оговаривают себя!
– Из чего вы делаете такие выводы, капитан? – Ковалев потянулся за сигаретами. Липягин тут же щелкнул зажигалкой.
– По совокупности… Я не могу доказать, но… я уверен, – сказал психолог, но как раз уверенности в его голосе и не было.