Чикатило. Явление зверя
Шрифт:
– В чем вы уверены, товарищ капитан? – Кесаев тоже повысил голос, чувствовалось, что его раздражает этот разговор. – Я вот не уверен в вашей профпригодности. Ни один человек не станет с радостной улыбкой брать на себя убийство ребенка. Зверское убийство.
– Вы мыслите в парадигме психологии взрослого, трезвомыслящего человека, – упрямо стоял на своем Витвицкий, – но…
– Достаточно, Виталий Иннокентьевич! – перебил его Кесаев. – Я думаю, будет полезнее, если допрос мы продолжим без вашего участия.
Витвицкий вскинул голову, мрачно посмотрел на своего непосредственного начальника.
– Покиньте кабинет, – приказал следователь.
Сгорбившись, Витвицкий вышел.
В коридоре он нос к носу столкнулся с ожидающим там под конвоем Жарковым. На пару мгновений они встретились глазами, после чего Жаркова завели обратно в кабинет и Витвицкий остался один. Постояв, он пошел к лестнице.
– Подождите, Виталий Иннокентьевич, – раздался за спиной Витвицкого голос Овсянниковой. Она выбежала в коридор и двинулась следом за капитаном.
Сделав еще несколько шагов, Витвицкий остановился.
– Ирина, если вы решили меня пожалеть, это совершенно излишне.
Подошедшая старший лейтенант удивленно посмотрела на московского гостя.
– Нет. Просто… – она сделала паузу. – Просто я считаю, что вы правы!
Витвицкий замялся, не зная, что сказать.
– Пойдемте на воздух, – наконец предложил он. – Тут душно…
Они вышли на улицу и пошли, медленно удаляясь от тяжелой, серой громады здания УВД.
– Я знаю этот интернат. У меня бабушка там работала, – рассказывала Овсянникова.
– А кто ваша бабушка?..
– Педагог. В прошлом году на пенсию ушла. Но это неважно. Я знаю интернат, знаю его воспитанников. Это же не психушка. Они не буйные. Просто у них отставание в развитии.
– Это называется олигофрения, – кивнул Витвицкий.
Овсянникова пожала плечами.
– Наверное, но они безобидные. Просто они как дети. Знаете, дети, бывает, рассказывают всякое. Но им же никто не верит.
– Дети не признаются в убийствах, – возразил Витвицкий.
– Но вы же сами сказали, что они наговаривают на себя!
– А еще я сказал, что не могу этого доказать, – вздохнул капитан.
– Неужели нет способа? – спросила Овсянникова.
Витвицкий посмотрел на нее, смутился, но все же принял решение и сказал, глядя в глаза девушки:
– Можно попробовать… Но мне понадобится ваша помощь.
Тихо гудел работающий магнитофон, крутились с легким шорохом бобины. Сидящие в кабинете люди мрачно смотрели на Жаркова, а он, уже полностью раскрепостившись, жестикулировал, улыбался или, наоборот, хмурился, в общем играл лицом, рассказывая все новые и новые подробности:
– …Девочку мы убили в парке Авиаторов. Она дурочкой была.
Ковалев наклонился к Кесаеву, тихо сказал,
– Ирина Дунькова тринадцати лет была убита в парке Авиаторов летом. Тело нашли не сразу. Страдала умственной отсталостью.
– А еще раньше мы машину угнали, – почти кричал Жарков. – «Москвич». Такого цвета… как обложка на паспорте. Красивый. Мы на нем в Днепропетровск поехали. Там тоже убили. Двух девочек. Ножом.
Магнитофон со щелчком остановился – закончилась пленка. Освободившаяся бобина завертелась вхолостую.
Ковалев приказал конвойному:
– Уведи его. И давай сюда второго. То есть первого… Черт! Шеина!
Явно довольного собой и оказанным ему вниманием Жаркова увели.
– Что за две девочки? – спросил Кесаев.
Полковник, опустив голову, еле слышно ответил:
– Не знаю. Будем проверять.
Он повернулся к Липягину:
– Эдик… Эдуард Константинович, сделай запрос в Днепропетровск.
– Считайте, что уже, товарищ полковник! – заверил его Липягин.
Вернулся офицер, уводивший Жаркова. На его лице читалась растерянность.
– Я же сказал привести Шеина! – рявкнул Ковалев.
Офицер развел руками:
– Извините, товарищ полковник. Арестованного Шеина забрали для проведения следственного эксперимента.
Ковалев побагровел.
– Какого эксперимента? Кто забрал?
– Старший лейтенант Овсянникова…
– Идиотка своевольная! – не сдержался мужчина.
– Ну и дисциплинка у вас, Александр Семенович, – хмыкнул Кесаев.
– …И еще с ней поехал капитан Витвицкий, – добавил офицер.
На этот раз изменился в лице Кесаев. Ковалев только криво ухмыльнулся.
В лесополосе у платформы вновь стало многолюдно – за деревьями стояли милицейские машины, было выставлено оцепление, чтобы оттеснить собравшихся зевак.
– Граждане, расходимся, – в сотый, должно быть, раз повторял усатый милиционер. – Здесь не происходит ничего интересного. Обычные следственные действия.
В стороне, там, где был обнаружен труп мальчика, стояли Витвицкий и Овсянникова. Шеин безошибочно привел их к разворошенной куче листьев.
– Здесь вот. В листьях, – кивнул Шеин в сторону кучи.
– А удочку вы где бросили? – спросил Витвицкий.
– Какую удочку? – не понял подозреваемый.
– На допросе вы сказали, что у мальчика была удочка. Вы об нее руку оцарапали.
Шеин задумался и кивнул.
– А, удочка. Она тоже из листьев торчала. Я полез посмотреть и оцарапался.
– Что посмотреть? – быстро спросила старший лейтенант.
– Как это чего? – не понял Шеин. – Что там в листьях лежит.
Витвицкий и Овсянникова переглянулись.
К толпе зевак подошел Чикатило в пальто и шляпе, с портфелем в руке.