Чингисхан. Пядь земли
Шрифт:
— Полиен, «Стратегемы», — уверенно ответил Борисфен. — Все восемь книг, триста двадцать силикв — торговаться не буду, но могу пожелать удачи в поисках полного собрания где-то ещё.
Константинополь — это столица, поэтому цены здесь необоснованно выше, чем в провинциальных городах.
— Ладно, тогда воспользуюсь твоим пожеланием и поищу полное собрание где-то ещё... — произнёс Эйрих, направляясь к выходу.
— Двести семьдесят! — догнал его выкрик торговца.
Нельзя забывать, что времена нынче тяжёлые и в городе развернулся настоящий
— Двести силикв и ни монетой больше, — сказал Эйрих.
— Сделка, — вздохнул торговец.
Он и так неплохо нагревается на эйриховской тяге к знаниям, поэтому внакладе от торга не останется, а у Эйриха не так много денег, чтобы разбрасываться ими направо и налево.
— Ещё что-то? — спросил торговец, с трудом скрывая довольство от пересчёта переданных Эрелиевой монет.
— Есть труды об ораторском искусстве? — поинтересовался Эйрих.
— У меня ничего подобного нет, — с сожалением произнёс Борисфен, а затем заулыбался, — но я знаю человека, который имеет почти половину томов труда Марка Фабия Квинтилиана — «О воспитании оратора». Он не торгует, поэтому можешь даже не рассчитывать на то, чтобы поискать по лавкам. Продам тебе сведения о нём за десять силикв.
Торгаш точно сумел считать живейшую заинтересованность Эйриха в трудах об ораторском искусстве, поэтому выстроил свою аргументацию так, будто бы нет другого выхода, кроме как заплатить за информацию. И Эйрих заплатит.
— Его дом находится рядом с церковью Святой Ирины, что на первом холме, — сообщил довольный книготорговец, принимая монеты. — Спрашивай Арсакиоса, друга безвременно почившего Иоанна Златоуста, царствие ему небесное...
Грек перекрестился и прошептал короткую молитву.
— Благодарю, прощай, — коротко произнёс Эйрих и направился на выход.
Ценнейшие пергаменты были помещены в торбу Альвомира, до этого ожидавшего на улице — гигант подкармливал куском хлеба некую тощую шавку, которую даже на мясо не пустить, настолько она исхудала. Чёрная с белыми пятнами псина пожирала подкидываемые кусочки хлеба, возбуждённо размахивая хвостом. Альвомир же довольно хохотал, отламывая всё новые и новые кусочки от круглой булки. За этим наблюдала пара малолетних оборванцев, выглядывающих из-за угла здания.
— Вы, двое! — позвал их Эйрих. — Идите сюда!
Один из них тут же сорвался в бег, а второй задержался в неуверенности. Эйрих говорил громко, но в его голосе не было угрозы. В конце концов, решив что-то для себя, оборванец подошёл поближе, но сохраняя безопасную дистанцию.
Псина, судя по всему, была знакома с этим оборвышем и расценивала его как конкурента за еду. Проглотив кусок, она резко развернулась к мальчугану и грозно зарычала.
— Купи себе и своему другу хлеба, — велел Эйрих и бросил оборванцу целую силикву. — И не говори потом никому, что в Константинополе нет щедрых людей.
— Спасибо, господин! — поймал тот монету. — Храни вас Господь!
— Беги уже, — отмахнулся Эйрих.
Оборванец скрылся за углом.
Дальше они покинули форум Константина и пошли по Месе, к церкви Святой Ирины. Было непонятно, за что именно Ирину назначили святой, но Эйрих решил, что просто так и кого попало канонизировать не будут, поэтому, когда они пришли к храму, он благочестиво перекрестился и поцеловал нательный крест.
— Где мне найти дом Арсакиоса, друга безвременно почившего Иоанна Златоуста? — спросил Эйрих у просящего милостыню старика. — Царствие ему, Иоанну Златоусту, небесное, разумеется.
Старик не отвечал, держа руку протянутой. Эйрих понял всё правильно и положил на руку четверть силиквы. Бронзой одарять тут не принято, не столичный уровень, поэтому приходилось расставаться с серебром...
— Вон та инсула, что у тебя за спиной, — произнёс старик. — Скорее всего, заседает у Павла в таберне.
— Благодарю, — кивнул ему Эйрих.
— Бог в помощь, — ответил старик и резко потерял к нему всякий интерес.
— Идём, — сказал Эйрих своим спутникам.
Таберна Павла была почти что пуста, из восьми столов занято было лишь два.
— Кушать, деда? — унюхал запах еды Альвомир.
— И кушать тоже, — усмехнулся Эйрих. — Заходим.
Заняв пустующий стол, они дождались молодого светловолосого парня в фартуке и дали заказ на шесть порций мясной похлёбки. Через два стола сидела группа каких-то варваров, заинтересованно посмотревших на них.
— Подскажи мне, уважаемый, — обратился Эйрих к парню. — Где мне найти Арсакиоса, друга Иоанна Златоуста, безвременно почившего. Царствие ему небесное, Иоанну.
— Да вон он, — указал парень на конце зала, где сидели трое благообразного вида мужчин, одетых в белоснежные тоги. — Сидит рядом с Калистом. Заказ будет готов совсем скоро, прошу подождать.
В принесённой похлёбке было мало мяса, зато плавали хлеб и морковь с тыквой. Дорого, но относительно сытно. Вдобавок было неплохое вино.
— А ты, видать, тот самый Эйрих Щедрый, да? — подошёл к столу один из варваров.
Неопрятный, в кожаных штанах и льняной тунике, но со спатой на поясе — значит, свободный и, скорее всего, воин. Держит руку близко к мечу, что не делают люди с мирными намерениями.
— Я, — ответил Эйрих. — С кем говорю?
— Трасамунд, сын Дагоберта, — представился варвар. — Беру род из тубантов. Слышал о таких?
— Не слышал, — признался Эйрих.
— Услышишь ещё, — пообещал Трасамунд.
— Чего подошёл-то? — поинтересовался Эйрих.
— Познакомиться с нашей новой знаменитостью, — усмехнулся тубант. — Вижу, слухи не врут: у тебя ещё сопли под носом не высохли.
— Ты хочешь испытать себя в поединке? — напрямик спросил его Эйрих. — Просто скажи «да» или «нет».
— А если да? — с вызовом спросил Трасамунд.
— Альвомир, — произнёс Эйрих.
Гигант встал с лавки и подошёл поближе к Трасамунду. Тубант напрягся и невольно отступил на шаг. Но затем он взял себя в руки и вернулся на прежнее место.