Чингисхан. Великий завоеватель
Шрифт:
При осадах монголы пользовались не только тогдашней артиллерией, но прибегали также и к фортификации, и к минному искусству в его первобытной форме. Они умели производить наводнение, делали подкопы, подземные ходы и т. п.
Численность монгольской армии, конечно, колебалась в разные периоды царствования Чингисхана и вообще не поддается точной оценке. Персидские и китайские писатели, принадлежа к покоренным монголами нациям, имели понятную тенденцию сильно (в два, три, четыре раза) преувеличивать монгольские силы. То же замечание относится и к русским летописцам. Фантастические цифры и характеристики этих источников легко опровергаются тем простым соображением, что малочисленное население даже объединенной Монголии ни в каком случае не могло выставить более двухсот тысяч воинов. По исчислению компетентного английского исследователя, цитируемого Г. Лэмом, армия Чингисхана выступила в среднеазиатский поход (против Хорезм-шаха) в следующем составе: гвардия — 1000 человек, центр 101 тысяча, правое крыло 17
145
Лэм Г. Указ. соч. С. 218–219. Под гвардией подразумевается, очевидно, только «тысяча храбрых». Остальная гвардия — в составе крупных единиц.
Эта максимальная численность монгольской армии достигнута в царствование Чингисхана. К моменту его смерти в рядах армии числилось всего около 130 тысяч. Это количество можно считать максимальным напряжением всего монгольского народа, который при Чингисхане насчитывал не более одного миллиона душ, как определяют многие исследователи, и это нельзя считать неправдоподобным, если сейчас всех монголов в Азии около пяти миллионов душ.
Очертив вкратце организацию, тактические приемы, вооружение, снаряжение и численность монгольской армии, остановимся на ее стратегии.
Согласно сводке уже неоднократно цитированного английского писателя и по другим имеющимся сведениям, [146] война велась монголами обычно по следующей системе:
1. Собирался Курултай, на котором обсуждался вопрос о предстоящей войне и ее плане. Там же постановляли все, что необходимо было для составления армии, сколько с каждого десятка кибиток брать воинов и проч., а также определяли место и время сбора войск.
2. Высылались в неприятельскую страну шпионы и добывались «языки».
146
Лэм Г. Указ. соч. С. 22 1-223; Рэнк. Указ. соч. С. 11; Иванин М.И Указ. соч. С. 36, 38.
3. Военные действия начинались обыкновенно ранней весной (в зависимости от состояния подножного корма), а иногда и в зависимости от климатических условий и осенью, когда лошади и верблюды в хорошем теле. Перед открытием военных действий Чингисхан собирал всех старших начальников для выслушивания его наставлений.
Верховное командование осуществлялось самим императором. Вторжение в страну противника производилось несколькими армиями в разных направлениях. От получающих такое отдельное командование полководцев Чингисхан требует представления плана действий, который он обсуждает и обыкновенно утверждает, лишь в редких случаях внося в него свои поправки. После этого исполнителю предоставляется в пределах данной ему задачи полная свобода действий при условии поддержания тесной связи со ставкой верховного вождя. Лично император присутствует лишь при первых операциях. Как только он убеждается, что дело хорошо налажено, он предоставляет молодым вождям всю славу блестящих триумфов на полях битвы и в стенах покоренных крепостей и столиц.
4. При подходе к значительным укрепленным городам частные армии оставляли для наблюдения за ними обсервационный корпус. В окрестностях собирались запасы и в случае надобности устраивалась временная база. Обыкновенно главные силы продолжали наступление, а обсервационный корпус, снабженный машинами, приступал к обложению и к осаде. [147]
5. Когда предвиделась встреча в поле с неприятельской армией, монголы обыкновенно придерживались одного из следующих двух способов: либо старались напасть на неприятеля врасплох, быстро сосредоточивая к полю сражения силы нескольких армий, либо, если противник оказывался бдительным и нельзя было рассчитывать на внезапность, направляли свои силы так, чтобы достигнуть обхода одного из неприятельских флангов. Такой маневр носил название «тулугма». Но чуждые шаблона монгольские вожди, кроме двух указанных способов, применяли и разные другие оперативные приемы. Например, производилось притворное бегство, и армия с большим искусством заметала свои следы, исчезнув из глаз противника, пока тот не раздробит своих сил и не ослабит мир охранения. Тогда монголы садились на свежих заводных лошадей, совершали быстрый налет, являясь как будто из-под земли перед ошеломленным врагом. Этим способом были разбиты в 1223 году на реке Калке русские князья. Случалось, что при таком демонстративном бегстве монгольские войска рассеивались так, чтобы охватить противника с разных сторон. Если оказывалось, что неприятель держится сосредоточенно и приготовился к отпору, они выпускали его из окружения, с тем чтобы потом напасть на него на марше. Таким способом была в 1220 году уничтожена одна из армий Хорезм-шаха-Мухамеда, которую монголы намеренно выпустили из Бухары.
147
Впрочем, монголы не стеснялись иногда в случае встречи на своем пути крепости, не составлявшей прямого объекта данной операции и ответившей отказом на предложение сдаться, просто обойти ее и продолжать наступление, оставив крепость у себя в тылу (например, Оломоуц в 1241 г.).
Профессор Котвич в своей лекции по истории Монголии отмечает еще следующую военную «традицию» монголов: преследовать разбитого врага до полного уничтожения. Это правило, составлявшее у монголов традицию, является одним из бесспорных принципов современного военного искусства; но в те далекие времена принцип этот в Европе вовсе не пользовался всеобщим признанием. Например, рыцари Средних веков считали ниже своего достоинства гнаться за очистившим поле сражения противником, и еще много веков спустя, в эпоху Людовика XVI и пятипереходной системы, победитель готов был построить побежденному «золотой мост» для отступления. Из всего, что было сказано выше о тактическом и оперативном искусстве монголов, явствует, что в числе важнейших преимуществ монгольской армии, обеспечивавших ей победу над другими, должна быть отмечена ее изумительная маневренная способность.
В своем проявлении на поле сражений эта способность была результатом превосходной одиночной выучки монгольских всадников и подготовки целых частей войск к быстрым передвижениям и эволюциям при искусном применении к местности, а также соответствующей выездке и втянутости конского состава; на театре войны та же способность являлась выражением прежде всего энергии и активности монгольского командования, а затем такой организации и подготовки армии, при которых достигалась небывалая быстрота совершения маршей-маневров и почти полная независимость от тыла и подвоза. Про монгольскую армию можно сказать без натяжки, что в походах она имела «базу при себе». Она выступала на войну с немногочисленным и негромоздким, преимущественно вьючным обозом верблюдов, иногда гнала с собою гурты скота. Дальнейшее довольствие было основано исключительно на местных средствах; если средства для продовольствия людей нельзя было собрать от населения, они добывались при помощи облавных охот. Монголия того времени, экономически небогатая и малонаселенная, никогда не была бы в состоянии выдержать напряжение сплошных великих войн Чингисхана и его наследников, если бы страна кормила и снабжала свою армию. Монгол, воспитавший свою воинственность на звериной охоте, и на войну смотрит отчасти как на охоту. Охотник, вернувшийся без добычи, и воин, за время войны требующий продовольствие и снабжение из дому, считались бы в понятии монголов «бабами».
Для возможности довольствия местными средствами часто было необходимо вести наступление широким фронтом; это требование было одной из причин (независимо от соображений стратегических), почему частные армии монголов обыкновенно вторгались в неприятельскую страну не сосредоточенной массой, а врозь. Заключающаяся в этом приеме опасность быть разбитым по частям компенсировалась быстротой маневрирования отдельных групп, способностью монголов уклоняться от боя, когда он не входил в их расчеты, а также превосходной организацией разведки и связи, составлявшей одну из характерных особенностей монгольской армии. При этом условии она могла без большого риска руководствоваться стратегическим принципом, который впоследствии был сформулирован Мольтке в афоризме: «Врозь двигаться, вместе драться».
Таким же способом, т. е. при помощи местных средств, наступающая армия могла удовлетворить свои нужды в одежде и в средствах передвижения. Тогдашнее оружие тоже легко ремонтировалось посредством местных ресурсов. Тяжелая «артиллерия» возилась за армией частью в разобранном виде, вероятно, имелись к ней и запасные части, но в случае недостатка таковых, конечно, не представлялось затруднений к изготовлению их из местных материалов своими плотниками, кузнецами. «Снаряды» артиллерии, изготовление и подвоз коих составляет одну из труднейших задач снабжения современных армий, в то время имелись на местах в виде готовых камней мельничных жерновов и т. п, или могли быть добыты из попутных каменоломен; при отсутствии тех и других каменные снаряды заменялись деревянными чурбанами из растительных древесных стволов; для увеличения их веса они пропитывались водой. Таким примитивным способом велось во время среднеазиатского похода бомбардирование города Хорезма.
Способность монгольской армии обходиться без коммуникаций обеспечивала крайняя выносливость людского и конского состава, их привычка к самым тяжким лишениям, а также царившая в армии железная дисциплина. При этих условиях отряды крупной численности
проходили через безводные пустыни и переваливали через высочайшие горные хребты, считавшиеся у других народов непроходимыми. С большим искусством монголы преодолевали также серьезные водные преграды; переправы через большие и глубокие реки совершались вплавь: имущество складывалось на камышовые плоты, привязанные к хвостам лошадей, люди пользовались для переправы бурдюками (надутые воздухом бараньи кожи). Эта способность не стесняться естественными преградами и создала монгольским воинам репутацию каких-то сверхъестественных, дьявольских существ, к которым не приложимы применяемые к другим людям мерки.