Чинька-Чинька
Шрифт:
Удачно проскочили две небольшие банки, замеченные издали. Впереди оставалась длинная гряда ракушечника, одним концом упирающаяся в берег Шмидтовки, а другим выходящая на широкую, открытую воду. Ее не миновать. И вскоре я замечаю издали белые хаотичные бурунчики под нею. Подвожу лодку вплотную и иду вдоль банки. Вот накатывает крутой вал, взлетаю на него, разворачиваю лодку поперек отмели и даю полный газ. Лодка послушно разгоняется на гребне волны и с нею вместе переносится над острыми ракушками…
До полуострова Де-Фриз мы дошли более-менее нормально. Теперь нам предстояло двигаться по волне
«Спокойно, спокойно! — говорю себе. — А главное — быстро!..» И пробираюсь под тентом на корму, где навешен мотор. Вижу, как неотразимо наступает следующая волна, норовя погрузить в темно-зеленую пучину и меня, и мотор, и лодку. Успеваю отпрянуть, и она медленно и неохотно подныривает под днище, вздыбливая поочередно корму, нос, словно на гигантских качелях, и заливает моторный отсек Вычерпывать некогда…
В моем распоряжении несколько секунд. Кидаюсь вновь к мотору, сжимаю стартерный шнур в кулак, упираюсь коленями в переборку, второй рукой прибавляю газу и — рывок, еще рывок. Мотор взревел. Бросаюсь к рулю, и, как говорится: «Дай бог ноги!..»
И все это до подхода новой волны, которая не ждет, вот она, тяжелая, зеленая.
Мотор работает. Скорость маленькая, но все же скорость. Лодка уклоняется от заходящего с кормы девятого, а может быть, и девяностого вала, она подставляет борт наискосок. Маневр рискованный, но единственно правильный.
С приближением берега силы удваиваются, растет уверенность, что и на этот раз пронесет. Но еще боюсь в открытую радоваться, знаю, как вредна блаженная успокоенность на море. Берега жаждем нетерпеливо вместе с Чинькой.
Он уже переходит на мое сиденье и устраивается рядом. Прибавляю скорость… Только рассудок говорит, что у берега едва ли будет легче. Там волна раскатилась, как паровоз с горки, там отмели перед самым берегом, там надо успеть вытащить лодку на сушу до того, как ее захлестнет волной.
У нас три раза глох мотор. Три раза его заливало. Кормовой отсек отяжелел от воды. Лодка уже подходила к берегу, когда случилось непоправимое: волна свирепо накатилась сзади и поддала нам скорости. Удар волны в корму — заглох мотор. Еще удар — пол-лодки воды. Чинька выпрыгнул и поплыл к берегу. Лодку подхватило очередной волной, с маху ткнуло в береговую отмель и затопило по самое смотровое стекло.
Чинька вылез па берег и отряхнулся. Мне отряхнуться не удалось. Не удалось и вытянуть лодку на берег. На берегу же, как нарочно, нет никого.
Я стоял и наблюдал, как медленно, но верно забрасывает лодку морской травой, песком и илом.
Неприятности морского похода забылись на следующий день. Кабы не Лида, так мы бы о них и не вспомнили. Она запротестовала:
— Без меня больше не пойдете!
— Разве ты сможешь чем-нибудь помочь?
— Смогу, — уверенно ответила она.
Я вдруг осознал, насколько было бы мне легче и безопаснее в море, если бы со мной был помощник! Поддержать вовремя руль, вычерпать воду, завести мотор и, наконец, просто смотреть вперед.
Через несколько дней Лида, придя с работы, рассказала, что у ее сотрудницы не вернулись с охоты муж и брат. Нашли их лодку. В лодке были ружья, пустые банки из-под бензина и еще кое-какие вещи. И что на лодке был изображен дельфин.
— Дельфин? — переспросил я.
Счастливый случай удержал меня от опрометчивого выхода в штормовой залив, когда Чинька выпрыгнул из лодки. Трудно сказать, что его заставило сделать это, предчувствие ли опасности, или он просто замерз. Короче говоря, он спас меня. Неизвестно, какие испытания нам предстояли бы, не возвратись он тогда на берег.
Я подошел к Чиньке и потрепал его за загривок. Он прижал передними зубами обшлаг моего рукава.
— Эх Чинька, пес ты мой барбос!..
Происшествие
Раздольненский лиман рябило от легкого ветерка. Мы шли на лодке к устью реки. Справа высокий берег с залысинами полянок, слева — низкие острова, поросшие высокой травой. С нами был Чинька. Он сидел на своем месте, на заднем сиденье, и разглядывал знакомые ему по прежним походам берега.
Вдруг с ближнего острова раздался призывный лай собаки. Мы всмотрелись. На островке, окруженном широкими разводьями, бегала рослая собака, похожая на овчарку.
— Какие-то негодяи бросили собаку на съедение комарам. Она же там погибнет с голоду, — проворчал я.
Лида предложила:
— Давай заберем?
— Добро, — согласился я, — на обратном пути захватим и перевезем вон туда, к поселку.
На обратном пути мы подошли к островку и приткнулись к берегу. Еще издали, заметив приближающуюся лодку, собака кинулась к нам. И теперь у кромки воды нас ждала молодая, очень красивая и стройная овчарка. Светлосерый окрас мягко переходил в более темные тона на спине. Длиннолапая, хорошо сложенная, она так неуместно выглядела на этом пустынном берегу.
Чинька галантно спрыгнул на берег и подбежал к овчарке. Сделал круг, и они вместе направились к нам. Но когда Чинька перемахнул через борт, она вдруг припала на передние лапы и с видимым смущением опустила голову. Она так и не решилась переступить через борт лодки, но выражением глаз, своей позой как бы умоляла не бросать ее здесь одну.
— Самостоятельно в лодку не идет, — видать, не приучена.
Я вылез на берег и перенес ее на руках. Она сильно отощала и была легка.
Мы отошли и поплыли к видневшемуся невдалеке мыску, поблизости от которого есть поселок. Чинька был рад встрече с овчаркой, вилял хвостом и восторженно смотрел на нее, но та не обращала на него никакого внимания. Минут через десять мы подошли к береговым отмелям мыска. Оставшиеся до берега метров пятнадцать собака свободно доплывет. Я поднял на руки овчарку, перенес через борт и опустил в воду. Она сообразила, что от нее требуется, и поплыла. Когда я ее опустил, то невольно обратил внимание на лапы. На лапах отсутствовала шерсть, как от расчесов, и коричневели струпья.