Чинька-Чинька

Харитонов Анатолий Георгиевич

— Слава богу, нет бугров!..

— Сплюнь! — смеясь, советовала ей Лида.

И Анна Моисеевна сплевывала за борт, как заправский мореход.

Через час с небольшим подошли к берегу. Двигались осторожно, чтобы не напороться на камни и не зацепить винтом за отмель. Длинная узкая полоска ровного берега встретила нас благодатной тишиной. Тут же круто вверх поднимались склоны сопок, такие обрывистые, что взбираться по ним легче, чем спускаться.

Вытащив лодку на берег и выбросив якорь, мы полезли на сопку. По обыкновению, я привязывал Чиньку к лодке для охраны, но на этот раз мне не хотелось портить ему настроение. Ему не нравилось оставаться у лодки. Если мы его привязывали,

он громко лаял, по-своему, по-собачьи, ругая нас. Теперь он карабкался рядом, а я выговаривал ему:

— Ты беспонятливый пес… Грибы собирать не можешь, бегаешь без толку по лесу, ну какой от тебя прок!

Чинька охотно слушал меня и довольный шел рядом.

Земля в лесу была жирная, обильно политая дождями. Пахло гнилыми кореньями и древесиной, сырой зеленой листвой, корой деревьев, и в этом невообразимом хаосе запахов пробивался, настораживая и будоража воображение, тонкий грибной дух. Это был ни с чем не сравнимый запах не каких-нибудь там маслят и краснушек, а настоящих белых грибов-боровичков. Вы обращали внимание, как пахнут боровички? Они пахнут не грибной сыростью, нет, у них свой запах, сладковатый и острый. Руки после боровичков долго источают их аромат. А вы пробовали ножку сырого боровичка? Попробуйте, это очень вкусно и, уверяю вас, совершенно безопасно. Обламываете кусочек ножки и жуете слоящуюся белыми тонкими нитями мякоть. Она сладковата на вкус, не вызывает неприятных ощущений, не горчит, как сыроежка. Я всегда, когда нахожу первый в сезоне боровичок, дегустирую его.

Грибов было много. Они прилепились на крутых склонах сопки, вразброс то тут, то там стояли на толстеньких ножках, как миниатюрные воины-богатыри. Присядешь, вглядишься в каждый камешек осыпи и вдруг увидишь, как боровички осанисто закрепились на самой немыслимой крутизне, а вокруг них холмики, трещинки, бугорки — это все молодь пробивается к солнышку. Повсюду плотно обступает их кряжистый, искореженный ветрогонами молодой жилистый дубняк.

Это было царство грибов! Увлекшись, мы забрались в высокий папоротник и траву. Грибов там было не меньше, да все рослые, крупные, с коричневато-желтыми головками величиною почти с детскую шапку. Раздвинешь траву — стоит такой красавец на мощной толстенькой ноге, чикнешь ножом под корень — и отваливается он с хрустом набок и не мнется при этом, а так целехоньким и остается.

Жейка была в восторге. Она нашла здоровенный белый гриб. Такой большой, каких ни я, ни Лида, ни даже Анна Моисеевна еще не видывали. По такому случаю мы сфотографировали Жейку с этим грибом. Если бы внезапно пошел дождь, Жейка вполне могла бы воспользоваться грибом как зонтиком, но дождь, увы, не пошел, а так как в корзину гриб не помещался, его пришлось нести в руках.

Вообще-то корзины были оставлены на опушке, на видном месте, а грибы мы складывали в кучки и потом уже подбирали их. Один Чинька не участвовал в поиске грибов. Я назвал его тунеядцем и поругал за то, что он только баламутит воздух хвостом. Продолжая игру, я срезал очередной гриб, потыкал боровиком Чиньке в нос и сказал: «Иди ищи!» Он повилял хвостом и пошел в папоротники, где скрылся с головой. Я направился следом. Смотрю, он пробежал несколько шагов и остановился, опустив голову. Через мгновение его голова вновь появилась над травой с большим грибом в зубах.

— Ай да Чинька! Молодец, Чинька! — радостно вскричал я. Все, всяк на свой лад, стали хвалить его. Чинька принес гриб и положил в мою кучку. Развернулся за следующим, но зацепился грибом за ветку и поломал его.

— Э-э-э! Так дело не пойдет! — сказал я строго Чиньке. — Ты грибницу портишь… Нельзя, иди сюда и сторожи! — «Сторожи!» — это я ему сказал так, для порядка, чтобы чем-то занять его.

Чинька недоуменно посмотрел мне в глаза, вильнул хвостом, как бы говоря: «Как хотите…» Теперь он с подчеркнутым безразличием подходил к грибочку, обнюхивал его и поглядывал на нас, ожидая, когда мы обратим на него внимание и подойдем. Мы кричали: «Не трогай!» — и шли спасать гриб. В конце концов он потерял к грибам интерес, тем более что искать их было совсем не трудно. Найденный Чинькой гриб мы не очень-то спешили срезать, и он нас понял. Мы тоже больше любим искать, нежели брать готовое.

Расквитался

Близ озера Ханка рис с полей уже убрали, а воду слили. Утки носились в воздухе, искали привычные заводи, но не находили их. Когда-то давно, лет десять — пятнадцать назад, здесь были сплошные болота и озера, самое благодатное место для гнездования уток и гусей. Они веками прилетали сюда с юга и выводили птенцов.

Время шло, люди освоили землю, понаделали высоких дамб, загнали воду в каналы и осушили болота. Посеяли рис. А пернатые по-прежнему появлялись на своих родных местах. И только к осени, когда воду спускали, потревоженные птицы метались между большой водой озера Ханка и рисовыми полями.

Как только была разрешена охота, я, Лида, Александр Иванович и Чинька отправились к озеру. Ехали вдоль канала на автомашине. У крутого поворота сделали остановку, и я вылез, чтобы убрать бревно, валявшееся поперек дороги. Чиньке, который было ринулся за мной, я приказал сидеть. Он обиженно отвернулся и скосил недовольные глаза на Лиду. Та тоже подтвердила, что ему лучше остаться, а то вывозит лапы и запачкает сиденья.

Чинька все понял, однако не утерпел и сиганул на дорогу через открытое окно. Я возмутился:

— Ну это уже полное безобразие! В наказание ты побежишь за машиной.

Я захлопнул дверцу перед носом Чиньки и поехал достаточно быстро. Он бежал с километр следом, высунув ленточку красного языка.

Вдруг на воде канала я увидел спокойно сидящую утку-чирка.

— Раз есть дичь, должен быть и охотник! — Я притормозил и вылез.

Представьте себе: на охоте подбираешься к дичи ползком по раскисшей илистой пашне. Торчит лишь ствол ружья. Но этого, к сожалению, никто не видит, и дома никого не заинтересуют эти скучные подробности, более того, прервут ваш рассказ одним простым вопросом: «Сколько уток добыли? Одну?»

А случаем представлялась возможность проявить свое умение на публике и без всяких там тягот. Хотелось бы мне знать, кого такая перспектива не вдохновила бы?

Осторожно подкравшись, я поднял птицу на крыло, вскричав: «Кыш!» — и выстрелил. Утка упала в воду. Я гордо оглянулся. Остальное — работа Чиньки… Он как раз в хорошем собачьем темпе прибыл к месту. Не дожидаясь команды и даже не взглянув на меня, плюхнулся в воду и поплыл к утке. Небрежно взяв ее за перья, потянул к берегу. Только к противоположному…

— Чинька, ко мне! — крикнул я, удивившись.

Но он и ухом не повел. Я заволновался. Я так красиво снял утку, и теперь Чинька портил мне весь спектакль!

— Чинька, неси ко мне! — закричал я грозно. Чинька как ни в чем не бывало вылез на дальнем берегу, положил утку в траву и отряхнулся. Виляя хвостом, он смотрел в мою сторону.

— Чинька, неси ко мне! — приказал я я хлопнул себя по коленке, все еще не переставая надеяться на его благоразумие. Он с великой охотой поплыл, но только без добычи. Утка осталась там, где ее положил Чинька. Если это подранок, тогда ищи-свищи его в камышах. Я, позабыв о всех командах и правилах дрессировки, закричал псу: