Чиновник для особых поручений
Шрифт:
— Bitte, — отступив в сторону, немец сделал приглашающий жест.
Но Инга уже сама сбегала по выскобленным ступенькам, спеша к нему навстречу.
— Здравствуйте, Станислав! Ещё два дня ожидания и я собиралась уехать. Как это у вас говорится: «К черти за куличами!»
— К чёрту на кулички, — улыбнувшись, поправил её Стас.
— Не всё ли равно, — она проводила взглядом бюргера, зашедшего в дом, — Давай присядем тут, в саду.
Они присели на красивую скамеечку под раскидистой яблоней.
— Коренев задержан. Я уже всё знаю. Ты молодец.
— Я не молодец, — мрачно сказала Инга. — Они сумели уйти живыми. Теперь моя репутация испорчена.
— Даже не мечтай. Есть новое задание. Эстонцы ведь северный народ, так?
— Ты, что, хочешь меня на Северный полюс послать?
— Ну, что ты. Гораздо ближе. В Енисейскую губернию. Значит, слушай.
«Привет Надежде Константиновне и Григорию, и вообще всем друзьям.
Мой привет Вам, дорогой Ильич, горячий-горячий привет! Привет Надежде Константиновне и Зиновьеву, и вообще всем друзьям! Как живете, как здоровье? Я живу, как раньше, хлеб жую, доживаю половину срока. Скучновато, да ничего не поделаешь. Трещат морозы по сорок пять, а я в своей избушке, словно анахорет. Книг катастрофически не хватает, особенно по национальному вопросу. Если можете, вышлите что-нибудь, хоть на английском или французском языке, а то здесь даже паршивых „Национальных проблем“ раздобыть невозможно.
Если вздумаете написать, пишите по адресу: Туруханский край (Енисейская губерния), село Монастырское, Сурену Спандарьяну.
Ваш Коба».
Скупо падавший в небольшое оконце дневной свет давал возможность писать без керосиновой лампы, от которой у него уставали глаза. Сосо ещё раз перечитал написанное и, сложив листок, вложил между страниц книги. Оперевшись локтями о стол, посмотрел сквозь листву стоявшей на окне герани за затянутое ледяными разводьями стекло. Стоял ноябрь, но на дворе вторую неделю «потрескивал» морозец за сорок. Дымы из труб столбами уходили в небо.
На улицу старались выходить только по неотложным делам, лишний раз не высовывая носа из натопленных изб. Мимо беззвучно, словно в кинематографе, проехали гружёные розвальни. Шагавший обок возчик в длиннополом тулупе, треухе, с покрасневшим на морозе лицом, немо открывая рот, погонял седую от куржака конягу. Вот, повязанная платком бабёнка, поспешно пронесла на коромысле полные вёдра и скрылась за калиткой дома напротив.
В горнице тихо постукивала прялка в руках хозяйки, одарившей на Покров своего постояльца тёплыми носками. Сам хозяин, покряхтывая и дымя самосадом, грел спину у печи, подшивая валенки. Он закурил, и с грустью подумал о том, что совершенно напрасно отказался от денег, которые предлагал тогда Станислав.
«Гордость не позволила, — мысленно усмехнулся он сам над собой. — Вот и сиди теперь на бобах».
Он лукавил перед самим собой. На самом деле гордость тут, если и была, то присутствовала на втором, или даже на третьем плане. Просто в их среде, особенно здесь, в ссылке, как в деревне, всё было на виду. Если начать тратить деньги, моментально возникнет вопрос: «Откуда дровишки?» И первое предположение — из охранки. Потому, что врать не позволяла та самая гордость, а в историю про пришельца из грядущих времён, который, словно Гарун-аль-Рашид, делится с ним алмазами можно сразу выкинуть на помойку. Иосиф бы и сам не поверил в этот бред, чего уж там.
Может, Ильич с Надеждой чего подкинут. Они-то, при их доходах, в деньгах не нуждаются. В ссылке Сталин мало с кем общался из товарищей по партии, за что обрёл репутацию гордеца и грубияна. Всё дело было в том, что он никому не верил.
«Да все ваши кружки и тайные общества агентурой напиханы, как филипповская булка изюмом».
Сосо поверил ему. Именно потому, что и сам подозревал нечто подобное. Он это чувствовал позвоночником, всем нутром, всеми фибрами души. Потому и грубил, потому и бывал надменен. Доказательств, конечно, не было, но и общаться с ними — превыше его сил. Отношения Сталин поддерживал только с чахоточным Суреном Спандаряном, и как с земляком, и как с человеком, которому доверял более или менее.
А со Станиславом его связывали особые отношения. Прежде всего потому, что в Сизове чувствовалась очень сильная личность, способная на любые решительные поступки. Сталин сам был способен на многое, и уважал это в других. Жаль, что нечасто они ему попадались. Где-то теперь этот гость из грядущего?
В сенях стукнула щеколда. Сосо быстрым, привычным движением выхватил из книги письмо, и сунул его за голенище оленьего унта. Дверь распахнулась, и в неё просунулась голова четырнадцатилетней Лидки, дочки хозяина.
— Осип Виссарионыч, к тебе там та-акая дама приехала!
— Дама? — удивился Сосо. — И что? Красивая?
— Страсть!
— Ну, зови сюда эту красавицу. И чайник поставь, пожалуйста.
— Ага!
Голова Лидки исчезла, и через некоторое время дверь раскрылась, впуская молодую девушку в лисьей шубке. Её щёки раскраснелись, пушистая шаль, обрамляющая лицо, была покрыта мелкими бисеринками влаги от растаявшего в тепле куржака.
— Здравствуйте, — проговорила она, пристально, без тени смущения разглядывая Сталина. — Мне нужен Иосиф Джугашвили.
— Здравствуйте, — он чуть поклонился. — Он перед вами, и очень рад такой гостье.
Девушка ещё раз пристально оглядела его, такое впечатление, сверяя его с полученным от кого-то описанием, и, достав из пушистой муфточки конверт, протянула его Сосо.
— Это вам. От Станислава Сизова. А меня можете пока напоить чаем.
— Присаживайтесь,?…
— Инга, — представилась девица, скинув шубку.
Без тени смущения Инга присела на деревянную кровать, застеленную меховым одеялом. Подтянутая фигура в строгой блузе с брошью у ворота, коротко стриженные, по современной моде, волосы и ненавязчивый запах духов. Сталин, запалив фитилёк в пятилинейной керосиновой лампе, прибавил света и вскрыл конверт.
— Читайте, потом поговорим, — спокойно сказала девушка, оглядывая его комнатку.
«Здравствуй, Сосо! Письмо тебе передаст Инга, это мой сотрудник, можешь ей доверять. У неё задание — помочь тебе оттуда выбраться. Все инструкции она передаст тебе устно. То, о чём мы с тобой говорили, начинает сбываться, задержавшись, рискуешь опоздать. Твой друг Станислав».
В дверь постучали.
— Осип Виссарионыч, чайник поспел! — послышался из-за двери голос Лидки.
— Заходи, Лида, — отозвался он.
Девчонка внесла чайник, поставила его на стол и вышла, стрельнув любопытным глазом на гостью. Пока Сосо возился с заваркой, девушка спокойно наблюдала за его неторопливыми движениями. Лишь взяв в руки стакан с чаем, она заговорила.
— Станислав сейчас на фронте, в Восточной Пруссии. Был контужен, но неопасно. Кто здесь надзирает за Вами?
— Стражник Михаил Мерзляков. Вполне деликатный человек, у него у самого отец был ссыльным, но, по-моему, уголовным. Жить не мешает, куда не надо, нос не суёт. А вы, судя по выговору, из Финляндии?