Чиновник для особых поручений
Шрифт:
— «Рабочие! Теснее смыкайте свои ряды и сплачивайтесь вокруг Российской соц. — дем. рабочей партии!» [72] Это твоя статья.
— Ты с чем-то не согласен?
— Наоборот. Партии уже нет, как таковой, но ты этот факт игнорируешь. И это не ошибка, нутром чую.
— Нужно консолидироваться, а не раскалывать партию на кусочки, — помолчав, твёрдо сказал Сталин.
Стас кивнул. Он понимал, конечно, что дело не только в консолидации. И членство в ЦК роль, несомненно, играет. Как можно быть в руководящем аппарате несуществующей партии?
72
Газета «Правда» № 8, 14 марта 1917 г., Статья К. Сталина «О Советах рабочих и солдатских депутатов».
— Ты ещё что-то хочешь сказать? — пристально глянул на опера Сосо. — Но, такое впечатление, что не решаешься? А как же хвалёная сибирская прямота?
Сизов вздохнул.
— Да, хочу. Я не только от себя пришёл. Есть группа военных, которым, по большому счёту, почти всё равно — какой именно будет Россия. В смысле, им не очень важно — большевики, меньшевики или эсеры. Главное, чтобы Россия осталась как государство, а не как ничейная земля. Ты им показался, скажем так, наиболее перспективной фигурой. Они хотят встретиться, и всё обсудить. Как ты на это посмотришь?
— А как я могу посмотреть? — пожал плечами Сталин. — Диалог всегда лучше, чем перестрелка. Я готов их выслушать.
Глава 14. Две стороны одной революции
В щёлку между тяжёлыми плюшевыми шторами робко сочился серенький рассветный лучик. От табачного дыма атмосфера в комнате была настолько осязаемой, что, казалось, на этот лучик можно вешать фуражку.
— Я одного не пойму, — Сталин отхлебнул холодный кофе и, поморщившись, поставил чашечку на стол. — Почему Ваш план совершенно не принимает во внимание программу нашей партии? Я, что, по-вашему, должен прийти в ЦИК и сказать: «Так, всё отменяется, с этой минуты программа у нас вот такая.».
— В жёлтый дом пошлют, — согласился Стас.
— Знаю я, куда меня пошлют, — хмыкнул Сосо и, взяв трубку со стола, снова стал её набивать. — Скорее, даже не пошлют, а просто расстреляют, как предателя.
— Ну, не всё так трагично, — генерал Потапов сидел на узком диванчике, закинув ногу на ногу. — Всё хорошо в своё время. При существующих ныне условиях предлагать такой план — безумие. А завтра, глядишь, условия поменяются, вот, тогда можно достать из кармана старую бумажку.
— Я не привык, чтобы меня играли втёмную, — голос Сталина прозвучал глухо, брови угрожающе сдвинулись.
— Слушай, горец, — примиряюще сказал Стас. — Я тебя обманывал когда-нибудь? Понятно, что тебе с царским генералом о революции говорить ещё не приходилось, но ты же сам видишь — времена пришли совершенно дурацкие.
— «Всё смешалось в доме Облонских.» — в полумраке комнаты насмешливо сверкнуло пенсне генерала Потапова.
— Я ещё и сам не знаю, — спокойно продолжил Сизов. — Как другие участники этот план воспримут. Мы с тобой сто лет друг друга знаем, и то… А с теми я вообще не знаком. Представляешь,
— Хорошо, — величественно наклонил голову Сосо. — Давайте обсудим это ещё раз.
На улице дул сырой ветер. Стас, поёжившись, поднял воротник кожанки. А генералу хоть бы что, только шляпу на глаза надвинул. Несмотря на цивильное, он всё равно выглядел по-генеральски, потому что, завидев их, трое солдат с винтовками сразу сделали «стойку».
— Документы, граждане, — непримиримо набычился старший по возрасту.
Двое юнцов, стоя за его спиной, смотрели так, словно ждали команды «Фасс!»
«Ишь, как на фронт неохота, — мелькнуло в голове у Стаса, — Здесь проще „геройствовать“».
Он протянул солдату мандат, который ему только что отдал Сталин. В бумажке говорилось, что Сизов Станислав Юрьевич является уполномоченным по делам национальностей. Подписан документ был не кем-то, а самим Чхеидзе. Вчера в газетах напечатали ноту Милюкова и все тыловые части «встали на дыбы». Сизов, несмотря на три курса истфака, историю помнил, в основном, по вехам. В его прошлом, вроде, состав Временного правительства поменялся. Но подробности, как назло, память не сохранила.
«Вот, теперь ломай голову, двоечник несчастный», — мысленно укорил он сам себя, без особого, впрочем, чувства вины.
Кто-то, можно подумать, в то время эту лабуду учил! Февраль, потом «Великий» октябрь и — ура! — наши победили! Тьфу на тебя, «История СССР»!
— А товарищ с вами? — уважительно спросил из-за плеча старшего один из молодых.
— Да, — кивнул опер. — Наш товарищ, не гляди, что морда старорежимная.
— Морда — это да, — хмыкнул служивый, возвращая мандат. — Счастливого пути, товарищи.
— И вам не хворать, товарищи! — не моргнув глазом, отозвался генерал.
— А хари-то всё равно офицерские, — услышал Стас за спиной тихий голос.
— Не боись, и до этих доберёмся, — ответил кто-то, кажется, старший.
Стас хмыкнул.
— Вот, видите, капитан, — усмехнувшись, заметил Потапов. — «Хари» наши, всё равно, никого в заблуждение не вводят, слышите, доберутся до нас.
— Замаскируемся, не привыкать, — махнул рукой опер. — Куда сейчас?
— Как, куда? — удивился генерал. — К Лавру Георгиевичу, конечно.
— Думаете, послушает? — с сомнением спросил Сизов, садясь за руль.
Его Превосходительство пристроился на соседнее сиденье.
— Так, мы же с ним коллеги. Не знали?
Стас отрицательно мотнул головой.
— Серьёзно, не знали? — удивился генерал. — Вы на каком свете обретаетесь, батенька? Корнилов — живая легенда. Он же за те пять лет, пока на Востоке служил, куда только не проникал со своими казачками. Персия, Афганистан, Индия, Китай… В течение семи месяцев с семью казаками он скитался по Кашгарии, единственный из европейцев со своими разведчиками пересёк «Степь отчаяния». И не попался, заметьте! То купцом, дервишем переодевался. Его отчёты даже у хваленой британской разведки вызывали завистливое слюнотечение [73] .
73
Всё изложенное — чистая правда.