Чиновник для особых поручений
Шрифт:
Николаевский и Концертный залы, в которых царила тишина, они миновали быстро. Перед дверью, ведущей в Малахитовую гостиную, Стас положил руку на плечо Ивана Карловича и прислушался.
— А я вам говорю, Пётр Иоакимович, держаться! Во что бы то ни стало! — послышался за чуть приоткрытой дверью резкий голос.
Услыхав приближающиеся шаги, Стас махнул рукой и отскочил к стене. Едва его «гвардия» успела сделать то же самое, как створка распахнулась и в Концертный зал вышел мужчина в полувоенном френче. Через плечо был накинут ремень, на котором болталась деревянная
— Кто? — коротко спросил Сизов, глядя в светлые, навыкате, глаза.
Второй рукой он предусмотрительно скрутил воротник френча, чтобы не создавать шума раньше времени.
— Пальчинский, начальник обороны дворца, — просипел тот, с ненавистью глядя в глаза оперу.
— Ясно. Семёнов, упакуй его, — распорядился Стас.
Пожилой поручик Семёнов, всю жизнь прослуживший в пластунах, молча кивнул и ловко сгрёб начальника обороны. Махнув рукой «За мной!», Сизов распахнул массивную дверь и вошёл в Малахитовую гостиную. За ним, почти без шума, стал втягиваться его отряд. Услыхав голоса, доносящиеся из соседней залы, «группа захвата» двинулась туда.
В Белой столовой, сидя за столом, спокойно ужинали почти все члены Временного Правительства. Тонко звенели серебряные приборы задевая о фарфор. М-да. Судя по расставленным на столе блюдам, министры на своих желудках явно не экономили.
— Приятного аппетита, господа, — спокойно произнёс Сизов, опустив «Люгер».
– Позвольте Вам сообщить, что все вы арестованы именем Военно-Революционного Комитета.
— Но, позвольте! — скомкав салфетку и с грохотом опрокинув стул, вскочил высокий Кишкин. — Это произвол!
— Не будем спорить о терминологии, — пожал плечами Стас. — Подчинитесь силе и ни о чём более не беспокойтесь. С этой минуты за всё беспокоиться будет товарищ Сталин.
— Что, прямо так и сказал? — согнутым пальцем тронув ус, рассмеялся Сосо.
— А, пусть знают, — махнул рукой Стас. — Я им за все их реформы кол бы осиновый в глотку загнал. Да, ладно, проехали.
Сталин отхлебнул из стакана чёрный, как дёготь, чай, чуть поморщился, поставил стакан на стол и, мягко, по-рысьи, прошёлся по кабинету.
— Товарищ Антонов-Овсеенко на тебя жаловаться приходил.
Стас громко хмыкнул.
— Говорит, товарищ Сизов контрреволюции помогает.
— А что проказу распространяю, не говорил? И молоко у коров не створаживаю?
— Ну, чего ты на него взъелся? — повернувшись к нему, вдруг совсем другим тоном сказал Сосо.
Стас прикурил папиросу, с наслаждением выпустил дым и вздохнул.
— Извини, Сосо. Ну, дурак он, понятное дело, я тоже виноват, не сдержался. Он в госпитале «шмон» учинить собирался, юнкеров беглых искать. А его «орлы» все кривые, как турецкие сабли. Они за один косой взгляд на штыки поднять готовы и, не дай Бог, если кто им слово поперёк скажет, церемониться бы не стали. Послал я его оттуда. Народу со мной много было, не рискнул
— А, может, там и были юнкера? — Сталин пристально поглядел на друга. — А ты, получается, на их стороне выступил?
— Да, если даже и были, — встав со стула, рубанул воздух Сизов. — Чем опасны для революции перепуганные мальчишки?
Сосо неопределённо хмыкнул и покрутил головой, а потом хитро улыбнулся.
— Он, Станислав, на тебя обиделся, что это ты Временное Правительство арестовал. Слушай, как ты раньше него там оказался?
— У меня разведка лучше, — с гордостью сказал Стас. — Там, со стороны Дворцовой Набережной, эти олухи двери запереть забыли. А он от Дворцовой Площади ломился, как кабан в камыши.
— Да? — Сталин негромко рассмеялся. — Точно, обиделся! Ладно, Бог с ним. Ты мне лучше вот что скажи — наркомом внутренних дел пойдёшь?
Стас задумался. Предложение было столь же заманчивым, как и опасным. И не тем заманчиво, что целым министром предлагают стать, да каким! Заманчиво тем, что, взяв в руки эту структуру, он на пушечный выстрел к ней всех этих политических проституток не подпустит, которые будут про идеологически выверенную линию бухтеть.
А опасна. Да, вот этим самым и опасна. Сталин ему, конечно, верит. Но когда постоянно, изо дня в день, в десять смычков одно и то же в уши дуть. Хотя. Ему, пожалуй, подуешь. Сам же под раздачу и угодишь! Хитёр его друг необычайно.
— Если твои ортодоксы с идеологией ко мне лезть не будут, пойду. А тестя и Кошко в аппарат возьму. И на хрен всю идеологию, мне сыскари нужны!
— Ишь, ты! — хмыкнул Сосо. — Опять товарищи крик поднимут, что ты царских палачей на груди пригрел. Идеология ему, видите ли, не по нутру, ладно, с горластыми я разберусь, а с тебя, извини дорогой, сам стружку снимать буду, больше никому не дам. Пойдёшь?
— Так и быть, пойду. Кстати, по Ротшильду ты что решил?
Сталин метнул на него быстрый взгляд.
— Ничего пока не решил. Но от господина Рокфеллера поступило интересное предложение.
— По Бакинской нефти, небось?
Подхватив потухшую трубку и спички, Сталин прошёлся по кабинету, но раскуривать её не стал.
— Слушай. Как ты, такой умный, и до сих пор живой, а?
— Твоими молитвами.
— Ага, — понимающе кивнул Сталин. — А Ротшильд просит концессию по золоту и алмазам. На твою трубку нацелился, между прочим.
Он поймал вопросительный взгляд Стаса.
— Что, что. Думаю ещё! Тут ошибиться никак нельзя, сожрут и косточек не оставят. Потяну пока. А после Учредительного Собрания уже ясно будет — куда оглобли поворачивать.
— Думаешь, что с него какой-то толк будет? — устало спросил Сизов.
Спать вдруг захотелось так сильно, что в глазах помутилось, обстановка кабинета и фигура Сосо стали расплываться.
— Да не будет, скорее всего, — донеслось до него, как через слой ваты. — Ты же этих болтунов знаешь. Да, пусть болтают. Когда устанут языком молоть, проголосуют за что угодно. О, да ты уже сидя спишь! Ложись на диван.