Чиновникъ Особых поручений

Кулаков Алексей Иванович

— В Лабораториях Менделеева, среди прочего, работают над красителями… А то немцы почти весь анилин под себя загребли, и хрен их подвинешь!

Хмыкнув, Долгин согласно кивнул: пока германскую химическую промышленность напрямую поддерживал кайзер, о производстве отечественных красителей можно было и не мечтать. Сначала исками забросают, а не поможет, так с самого верха высочайший окрик воспоследует: кузен Вилли всегда договорится с кузеном Никки.

— Один из неудачных результатов наших химиков меня заинтересовал…

Добравшись

до стрелковой стойки, князь поставил на свободное место увесистое лукошко, почти до верха заполненное вороненой сталью. Обтер руки куском промасленной ткани, и с помощью этой же тряпицы вытянул из-под столика небольшую деревянную плашку, покрытую чем-то вроде белой краски. По виду — дешевой, потому как покрытие было откровенно мутным, и вдобавок ко всему еще и липким.

— Загорается при двухстах градусах по цельсию, горит быстро и жарко, дым очень токсичен, ну и водой этот состав просто так не погасить.

Поглядев на исходящий последними струйками дыма костерок, Григорий аккуратно отложил тряпицу с лежащей на ней плашкой в сторону, и многозначительно заметил:

— Хорошая вещь получилась. Можно сказать — на массового потребителя.

Выставляя на расстеленную тряпку принадлежности для чистки-смазки стреляющего железа, Александр согласно кивнул. Глядя на него, начал расстегивать пуговицы форменного сюртука и надворный советник Долгин: правда перед тем, как утянуть к себе на неполную разборку один из пистолет-карабинов «Кнут», он вытянул из внутреннего кармана аккуратно отрванный по сгибу лист какой-то французской газеты.

— Едва не забыл: я же к тебе с хорошими вестями пожаловал! Вот, утренней авиапочтой доставили.

Расстелив перед собой половинку газетного разворота, светловолосый мужчина озвучил вслух броский текст, заодно переведя его с французского на русский:

— … в Москве был произведен пробный запуск электрического трамвая по улицам Верхняя и Нижняя Масловка, Бутырская застава и Лесная улица. Официальное открытие экспериментальной линии трамвайного электрофицированного движения назначено на…

Подняв голову, один из основных акционеров «Всеобщей электрической компании» с недоумением поглядел на второго столь же солидного акционера, все той же компании. Которая, в свою очередь, успешно «подвинула» в первопрестольной бельгийских и английских конкурентов, продавив строительство трамвайных линий.

— Гриша, я вообще-то в курсе: едва отбрыкался от чести разрезать красную ленточку, и говорить на публику торжественные речи.

— Да нет же! С другой стороны погляди, с другой!..

Послушно перевернув, князь вчитался:

«…личный корреспондент нашей газеты телеграфировал, что в Ницце вечером потерпел внезапное крушение прогулочный пароход „Элефант“, на котором совершали морской моцион персоны, отдыхающие на Лазурном берегу. По счастию, неподалеку находилось сразу несколько прогулочных яхт, которые немедленно направились на выручку терпящим бедствие людям: на момент отправления сего сообщения, лишь несколько пассажиров „Элефанта“ числятся пропавшими без вести, среди них — Ее светлость княгиня Юрьевская со своей наперсницей мадам Шебеко, и…»

Дочитав, Александр обменялся с другом одинаково-недобрыми усмешками.

— Ее архив?

— Уже у нас. От старшего группы пришли все условленные сигналы, ну а подробности будут через недельку, в отчете.

Засучив рукава, Долгин в два счета раскидал доставшееся ему оружие. Глянув в основательно загаженный нагаром ствол, подхватил протирку, привычно запихнул в ее прорезь кусочек ткани, макнул в раствор для чистки и приступил к процессу:

— Туда-сюда-обратно, тебе и мне приятно… Командир, а чего с вокзала сразу в «Колизеум»? Мы с Ликой тебя ждали.

Протирая затвор своего «Кнута», сиятельный аристократ неопределенно дернул плечом:

— Да настроение что-то ни к черту.

— Есть причина?

— Уже на вокзале в Москве послание Святейшего Синода вручили: изволят желать меня срочно увидеть!

Григорий на это лишь понимающе хмыкнул: отношения Русской православной церкви и известного благотворителя и просветителя князя Агренева были сложными и своеобразными, более всего напоминая холодный нейтралитет. Иерархам не нравилось, что молодой архимиллионер меценатствует по своему усмотрению, а ему — постоянные попытки церковников влезть в его благотворительные и образовательные проекты…

— Попы так просто не угомонятся. Какое это письмо, уже пятое?

— Я эту писульку на сей раз Луневу-старшему отправил, пусть развлекается.

Кивнув, относительно верный сын матери-церкви Гриша Долгин поменял грязную ветошь на клочок чистой, и с небольшим усилием вновь загнал протирку внутрь канала ствола. Примерно с минуту за стойкой царило сосредоточенное молчание, затем он предпринял новую попытку:

— Знаешь, с кем я недавно свел близкое знакомство? С сербским послом генералом Савой Груичем. Был на заседании по пороховым заводам в Военном министерстве, вот после него — он сам ко мне подошел, представился, и почти четверть часа рассказывал о том, как сербы любят русских, и какая Сербия прекрасная и гордая страна.

— А о том, что бедная, не говорил?

— Нет. Зато его очень интересовало, не можем ли мы открыть военному министерству его прекрасной страны товарный кредит на продукцию Русской оружейной компании.

Отложив обихоженую затворную группу, Александр потянулся за следующей деталью пистолета-пулемета:

— Ко мне тоже обращались с подобными сомнительными идеями. Только не серб, а болгарин: подполковник Радко Димитриев, если я правильно помню.

— Тоже, поди, на славянское братство упирал?