Числа. Трилогия
Шрифт:
Из кармана рюкзака Дэниэл достает полный пузырек лекарства. Я смотрю на пузырек, затем на Дэниэла. Откуда такое сокровище? Мы осматриваем все пустые дома и магазины, которые встречаются на пути, и иногда нам удается найти пакетик-другой лекарства. Но полный пузырек…
— У меня неплохая… аптечка, — смущенно бормочет он.
— Как? Откуда?
Он улыбается:
— У правительства есть загашник. Надо только знать, как к нему подобраться.
— И вы знаете?
— Скажем так, у меня есть кое-какие связи.
— В правительстве?
Он опять улыбается, но больше ничего не рассказывает.
— Похоже на вирус, — говорит он. — Поите ее чаще, а я буду каждые четыре часа давать ей парацетамол. — И вылезает из палатки.
Внутрь заглядывает Адам.
— У него есть лекарства, Адам, — говорю. — У него есть все необходимое.
— Знаю.
— Мы остановились в хорошем месте.
— Не то чтобы нам было из чего выбирать, — вздыхает он.
Я знаю, что это решение далось ему нелегко.
— Спасибо, — говорю.
— Только не обвиняй меня, если…
— «Если» что?
— Не знаю. Если все пойдет наперекосяк. Я чувствую себя… — он изо всех сил пытается подобрать слова, — как легкая мишень.
— Все будет хорошо. — Я очень хочу верить в то, что говорю.
— Надеюсь, — с сомнением в голосе отвечает он. — Надо разжечь костер.
Поворачиваюсь к Мии. Ей вроде бы уже лучше.
Ее доверчивые глаза неотрывно глядят в мои, и ее число заполняет мою голову. Я не вижу чисел, как Адам, но я знаю ее число.
Адам мне сказал. 2022054. Осталось двадцать пять лет. Это лучше, чем число, с которым она родилась, но в то же время — как мало! От одной мысли об этом у меня все внутренности сводит. Моя дочь не может умереть в двадцать семь лет; несправедливо умирать такой молодой.
«Ей надо найти другое число, более счастливое число».
Могу ли я отдать ей свое, как это сделала Вэл? Если да, то как? Как она сделала это? Если бы это помогло, я отдала бы ей свое число не раздумывая. За Мию я отдала бы жизнь.
Волосенки у нее взмокли от пота, потемнели и закурчавились, но по-прежнему остаются светлыми. Окружают ее голову точно ореол. Что такое двадцать пять лет? Да ничего. Пройдут, не успеешь и глазом моргнуть.
Беру ее на руки. По щекам текут слезы.
Мия поднимает липкую ручку к моему лицу:
— Мама плачет. Мама грустная?
Я не хочу ее расстраивать, но и перестать плакать тоже не могу.
Лучше бы мне не знать. Этот дар, это проклятие принес в нашу жизнь Адам. Он ни в чем не виноват, но сейчас, в этот самый миг, я ненавижу его за это. Ненавижу.
Знать такие вещи противоестественно.
Они разъедают человека изнутри.
Адам
Разводя огонь, я слышу, как Сара рыдает. Может быть, надо вернуться в палатку? Постояв некоторое время снаружи, ухожу в лес.
Я не могу винить ее за то, что она боится. Я живу в страхе почти всю свою жизнь — с тех пор как понял, что означают числа. Мне было всего пять лет. Срок прошел немалый.
Она боится за Мию, и я тоже. Но я боюсь и ее. Мне стыдно, но я ничего не могу с этим поделать.
Это неправильно, да? Она очаровательная малышка с голубыми глазами и светлыми волосами, загорелая от жизни на свежем воздухе. Золотой ребенок. Куда бы мы ни пришли, люди любуются ею — особенно после того, как узнают меня. Но конечно же, у меня мозги плавятся не от ее внешности, а от ее числа. Она родилась с другим числом. Каждый раз, когда я смотрю в ее глаза, меня мучает зловещее предчувствие. Ее число мерцает у меня в голове и страшно нервирует. Каждый раз оно напоминает мне о бабуле и том ужасном дне пожара в самом начале Хаоса.
Бабуля не должна была умереть в тот день. Ей суждено было прожить еще двадцать семь лет. Я не сомневался, что она всегда будет рядом, что я всегда смогу положиться на нее. Я думал, ей ничего не грозит. Оказалось, все не так. Она умерла. Вот она еще здесь — и вдруг ее уже нет. Даже сейчас при одном воспоминании о ее смерти у меня встает комок в горле. Это несправедливо. Все несправедливо. Я не хотел, чтобы Мия так погибла, и кинулся спасать ее. Прямо в огонь. Но бабулииой смерти я тоже не хотел. Меня мучает вопрос: неужели Мия забрала бабулино число? Это было убийство? Или бабуля сама отдала ей свое число?
Никто не знает, что тогда произошло. Это наша тайна, моя и Сары, и я считаю, что это должно оставаться тайной и дальше.
Про свое странное чувство к Мии я даже Саре не говорил. Но то, что произошло в ночь пожара, было неправильно.
Это было противоестественно.
Я больше не понимаю, по каким правилам ведется игра. Не понимаю, как все это работает. Неужели Мия умеет избегать смерти? Если это так, неужели каждый раз она будет добиваться своего ценой чужой жизни?
Вечером мы опять собираемся у Дэниэла вокруг костра.
Сегодня на ужин тушеная крольчатина. Горячая еда буквально опьяняет, по телу разливается тепло и дурман. Кроликов поймали Марти и Люк, и я вижу, что они страшно горды собой. Они толкают друг друга локтями, смеются и шутят. Кто-то затягивает старую песню.
Мия всматривается в огонь, и языки пламени бросают розоватый свет на ее личико. Она еще больше похожа на ангелочка, чем обычно. Кажется, ей лучше. Парацетамол помог. Но что будет, если она заболеет опять? Сара права, нам действительно нужны люди.