Число Приапа
Шрифт:
– И что там нарисовано?
– Какой-то кошмар. Две женщины, полураздетые, на фоне сельского пейзажа, и впридачу «приап».
– Кто? Как вы сказали?
Тоня покраснела.
– Фигура такая каменная, очень неприличная… Но не в ней дело! Это все просто мазня! В семнадцатом веке тоже была мазня. То, что она сохранилась, не делает ее гениальной. Виркавсу… то есть покойному Виркавсу… то есть, когда он был жив, эта мазня вдруг понравилась. Он плохо разбирался в живописи, он просто хотел вложить в нее деньги, – объяснила Тоня. – А этот пейзаж с тетками – его самостоятельное приобретение… значит, такой у него был вкус…
– Но если пейзаж унесли – значит, он дорогой. Может, это заказная кража, – предположил Полищук. – У кого-то еще в наших краях плохой вкус.
– Да, наверное…
– Давно Виркавс купил этих теток? В смысле – много народу знало, что он приобрел картину семнадцатого века?
– Трудно сказать – он вообще был скрытным, но картинами мог похвастаться.
– Может, работа все-таки была ценной?
– С точки зрения искусствоведа – нет, – отрубила Тоня. – Вся ее ценность в том, что она старая.
– А откуда родом эта картина? Художник – кто? Француз, голландец, немец? Может, испанец?
Тоня задумалась.
– По-моему, один из тех мазил, которые в прошлом заменяли фотоаппараты. Жил в маленьком городишке, был единственным мазилой в округе, все ему заказывали фамильные портреты и даже не подозревали, какой это халтурщик… Вкусы у людей были примитивными, сравнивать – не с чем, вы понимаете…
– Понимаю.
– А сам пейзаж… Я бы сказала, что пейзаж – здешний. То есть Германия или Польша, или Прибалтика, что-то такое. Не южный, не французский. Мельница на заднем плане. Лес вдали, дорога. И с композицией у мазилы проблемы – эту мельницу бы ближе к центру сдвинуть, сесть с мольбертом чуть иначе, и поворот дороги тоже! – ядовито заметила Тоня. – То есть как ни крути, а полотно – бездарное.
– Наверное, преступник решил – раз висит в гостиной, то ценности неимоверной, – Полищук усмехнулся. – Ну, бог с ним, с полотном. Вы потом сделаете это… рисунок, что ли… А опознать его сможете?
– Второго такого я в жизни своей не видела – и надеюсь, что больше не… увижу…
Пауза объяснялась просто – наконец Тоня вспомнила про кулдигскую копию.
Прежде чем рассказывать о ней, следовало посоветоваться с Хинценбергом. Мало ли какие планы созрели в его лысой голове? А одну вещь Тоня знала твердо: если работаешь в одной команде с серьезными людьми, то болтай поменьше. Первым делом нужно было мчаться к старому антиквару, который, насколько Тоня знала, совершил в жизни только одну ошибку – связался с Хмельницким. Хинценберг мог испортить молодому эксперту репутацию навеки…
– Хорошо. Начнем с другого конца, – предложил Полищук. – Откуда взялась эта картина? У кого покойник ее выменял?
Тоня подумала: это ему сможет сказать и вдова, когда немного придет в себя. Так что скрывать – нелепо.
– Он переписывался с каким-то коллекционером из Канады. Картину привез курьер – в Канаду он повез три латвийские работы, а обратно – эту. Неплохие работы, тридцатых годов…
– Как зовут канадца – знаете?
– Кажется… вспомнила! Батлер. Ральф Батлер.
– Все-то вам кажется… – недовольно сказал Полищук. – Это его настоящее имя?
– То есть как?!
– Просто. Живет в Канаде человек. Интересуется местными художниками тридцатых годов. А в коллекции у него – пейзаж, пусть и плохой, но вроде бы тоже здешней работы – если я вас правильно понял. Угадайте с трех раз – что это за ностальгический коллекционер?
– Столько не живут.
– Живут.
И Тоня, и Полищук имели в виду старика, по происхождению – латыша, который в годы Второй мировой воевал на стороне нацистов, почему и был вынужден в сорок четвертом удирать без оглядки, прихватив награбленное. Такой гипотетический старик мог быть, допустим, двадцать пятого или чуть раньше, года рождения – значит, ему под девяносто. Почему бы и нет – климат в Канаде здоровый, медицина качественная…
– Если у него и есть другое имя, я про это ничего не знаю, – сказала Тоня. – Может, госпожа Виркава знает?
– Это было бы логично – так могло бы объясниться их знакомство… – задумчиво ответил Полищук.
– А они не могли познакомиться просто в Интернете?
– Попробую выяснить. Итак – вы последняя видели живым покойника.
Тоню от этих слов даже передернуло.
– Вы приехали к нему в связи с коллекцией? – невозмутимо продолжал Полищук.
– В связи с подсветкой. Он по моему совету сделал у себя верхнюю и нижнюю подсветку для картин, я хотела убедиться, что там все в порядке. Потом мы пили китайский чай… – Тоня замолчала, припоминая, как там получилось с чаем. Саша отказался, Виркавс принес две чашки – они, кажется, так и остались на журнальном столике…
– Потом?
– Ему кто-то позвонил, хотел с ним встретиться. Виркавс отказал, очень резко. Я впервые слышала, чтобы он так с кем-то говорил. Потом он как-то вдруг собрался уезжать. Вот и все. Я уехала, он остался, но он уже был готов уезжать… ему осталось вывести машину из гаража…
Тоня понимала, что нужно рассказать про Сашу: все-таки он тоже – свидетель последних минут жизни Виркавса. Но как-то так само собой обходилось без Саши, Полищук не догадался спросить, на чем Тоня уехала из поселка, и она промолчала.
– Отчего Виркавс не подвез вас? – спросил Полищук.
– Ну… Он не предложил, – честно призналась Тоня. Больше всего на свете она сейчас хотела в «Вольдемар», к Хинценбергу, чтобы все ему рассказать – и сбросить с души камень. Хинценберг умный, как он скажет – так она и будет делать. Главное – не поссориться с ним, остальное – неважно, и Виркавса с того света все равно не вернешь.
– Кто бы это мог ему звонить? – Полищук смотрел на Тоню очень внимательно.
– Откуда мне знать? Но не деловой партнер. С ними он так никогда не разговаривает. Этот человек сразу сказал Виркавсу что-то неприятное, и он завелся…
– Ни словечка не расслышали?
– Нет.
Полищук еще два раза попытался узнать про Батлера и про загадочный звонок. Но Тоня рассказала все, что знала. Следователю пришлось отпустить ее, и он даже был так любезен, что нашел ей попутную машину – его коллега возвращался в город.
Теперь Тоня не экономила сантимы. Ее довезли до Тейки, а оттуда она взяла такси и ворвалась в «Вольдемар» в последнюю минуту – старый антиквар уже собирался уходить.
– Что мы имеем с птицы гусь? – спросил Хинценберг. – Мы имеем похищение работы, которая не так проста, как показалась мне, старому маразматику. Деточка, ты современная леди, садись за компьютер и ищи по всей Канаде коллекционера Ральфа Батлера.