Число Приапа

Плещеева Дарья

– Мы думали, Шишкин их покажет. Вон, в третьем ряду, видишь? Вон тот дядька в желтом джемпере – Шишкин. А он только мейн-кунов на этот раз привез. Говорит – детки еще не пришли в себя после самолета.

– Других оцикетов в Риге нет?

– Так я ж тебе говорила – он поэтому и купил их в Канаде за бешеные деньги, и курьеру заплатил. Будет единственным у нас заводчиком оцикетов, – сказала Кристина. – Курьеру не позавидуешь – весь полет держать на коленях переноску, а там ведь десять часов лету. И таможню с котятами проходить…

– Курьер, наверное, тоже кошатник.

– Нет, Шишкин где-то девочку нашел, которая

по своим делам летела в Канаду на неделю. С женихом, что ли, знакомиться. Мне кажется, я ее знаю, мы у Жанны как-то вроде пересекались. Она мне классную стрижку сделала – ни в одной парикмахерской так не постригут, и совсем дешево, за десятку. А сейчас вот пятнадцать отдала. Посмотри – ну, как?

Высокая фигуристая Кристинка повернулась так и этак, чтобы Тоня оценила игру красиво ложащихся прядок.

– Классно, – подтвердила Тоня. – Но тебе с длинными было лучше.

– Надоели… Знаешь, с ними слишком много плохого было связано. Вот я от них и избавилась. Это магия такая. И мне по гороскопу пора было стричься. А ты чем занимаешься?

– Всякой ерундой, – честно сказала Тоня. – Помнишь Сашу?

– Да-а… И что?

Тоня не заметила, что подружка нахмурилась и даже напряглась. Она играла с кошечкой, просовывая сквозь прутья клетки петлю из ремешка от сумки.

– Его боссу нужна картина для подарка. Мы в «Вольдемаре» нашли подходящую, я раму заказала. На следующей неделе босс ее в Москву повезет. Там у кого-то из его старых друзей тринадцатого августа юбилей, – сказала она рассеянно, дергая за ремешок.

– Ясно.

Они еще вспомнили общих знакомых, Тоня сказала комплимент бриташкам, прогулялась вдоль клеток – действительно, маленьких пятнистых леопардов не было, – и с чувством выполненного долга сбежала с выставки.

Жанна была девушкой со сложной судьбой. Тоня познакомилась с ней в академии – Жанну занесло в натурщицы. Одновременно она увлекалась фотографией, ходила на какие-то психотренинги, играла на варгане, преподавала в школе моделей «дефиле», а в конце концов оказалась барменшей в кафе. Кафе было в Старой Риге, от Кипсальского выставочного зала – одна остановка на автобусе или троллейбусе. Тоня, поскольку до встречи с Сашей оставалось около двух часов, поехала к Жанне.

Та скучала за стойкой, накрашенная убийственно и даже, кажется, в накладных ресницах.

– Это ты про Лолитку, что ли? Точно, она. Хвасталась, что за неделю все успела – и с женихом познакомиться, и за котами съездить, и одни картины отдать, другие забрать, – сказала Жанна. – Жених, правда, дерьмовый оказался – во-первых, толстый, во-вторых, он там, оказывается, с какой-то сучкой живет, она сразу прибежала разбираться. Но Лолитке дорогу оплатили, так что она не очень расстраивается.

– Дай мне ее телефон. Хочу наконец подстричься по-человечески.

– Записывай.

Проболтав с Жанной полчаса, благо ни один турист не заглянул в кафе, Тоня вышла и позвонила Хинценбергу. Он был занят, беседовал с клиентом, попросил зайти в «Вольдемар». Идти было всего-ничего, меньше трех минут. А вот ждать, пока клиент уйдет, пришлось четверть часа. Тоня бродила по торговому залу, разглядывала серебро в стеклянной тумбе. Как и следовало ожидать, покупателей на него не нашлось. Мрачные художества Цирулиса тоже висели на стене. Но прибавилась очень живая акварелька – букет фиалок в вазочке. Эта акварелька могла уйти очень быстро.

Потом

Хинценберг выпроводил клиента и впустил Тоню. Она рассказала про кошачью выставку и курьера Лолиту.

– Я попробую узнать у нее про Батлера.

– Умница, деточка! Расходы я оплачу.

– Мне нужно десять латов, – прямо сказала Тоня, решив, что у Хинценберга не убудет, если он даст денег на стрижку.

Старый антиквар расхохотался.

– Деточка, ты просто ангелочек. Десять латов! Какая прелесть – десять латов! Никогда так никому не говори. Мне можно – я дедушка. Но мужчины должны знать, что ты – дорогая женщина.

– Какая из меня дорогая женщина? – Тоня вздохнула. – Я ведь только у вас начала нормально зарабатывать…

– Это еще не нормально. Погоди, вот посватаюсь я к тебе, поженимся – и ты узнаешь, что такое настоящие деньги.

Тоня уставилась на Хинценберга, причем недоумение в ее взгляде очень быстро сменилось негодованием. Антиквару было за восемьдесят – самый возраст для сватовства! И ведь он не шутил – точнее, как говорила старшая Тонина сестра, в каждой шутке есть доля шутки…

– Я подожду, деточка. Подожду, пока ты не поймешь, что красивый мальчик не знает цены твоим фарфоровым ножкам. Вот десять латов. Постарайся в понедельник узнать про мистера Батлера.

В комнате кроме прочего добра были и старинные зеркала. Одно стояло на полу, так что Тоня, проходя, нарочно взглянула на свои ноги. Пожалуй, комплимент был заслуженным – ее светлую кожу не брал загар, Тоня уже не пыталась добиться модной смуглоты, и ноги были – почти как у французской статуэтки, с точеным подъемом, с тонкой щиколоткой; ноги Дианы-охотницы, как сказали бы знатоки благородных и утонченных линий.

Она не была высокого мнения о своей внешности и приписывала достоинства разве что матушке-природе: невысокая складная фигурка – попросту узкокостная, круглое лицо – фамильное, у сестры такое же, легкая походка – но какой же еще быть при сорока шести килограммах веса? И со зрением беда была фамильная, только сестра носила линзы, а Тоня никак не могла отказаться от трех пар очков. И одни были даже очками-маской – большие, круглые, словно бы вслух говорящие: не обращайте на меня внимания, ребята, я скучная девочка-очкарик, проходите мимо.

Тоня вышла в торговый зал и увидела двух старичков-туристов. Они разглядывали акварель Цирулиса и тихо совещались. Очень удивившись вкусу этих опрятных загорелых старичков, Тоня вышла на улицу. Теперь следовало позвонить Саше – может, есть шанс вечером съездить на Юглу к его мамочке.

Она не говорила об этом, но Саша сам догадался пригласить. И Тоня провела вечер очень мило, по-семейному, за приятными для всякой девушки разговорами о свадебном ресторане, свадебных гостях, свадебном меню, свадебном платье. Решили и вопрос с венчанием. Тоня, как всякая разумная девушка, хотела выйти замуж раз и навсегда. Саша, собственно, тоже – только у него все еще оставалась потребность в других вариантах, мало ли что – вдруг опять случится роковая любовь, так чтобы хоть проблемы развенчивания не стояло. Он и понимал, что вторая роковая любовь ему совершенно не нужна, если замаячит на горизонте – нужно бежать от нее подальше, и хотел сохранить для себя крошечную возможность все переиграть. Умная Сашина мама все поняла и на кухне, когда они с Тоней вдвоем мыли посуду, сказала будущей невестке: