Число Приапа
Шрифт:
Через четверть часа Тоня доложила – Ральфов Батлеров никак не меньше тысячи, коллекционеров среди них не обнаружено. То есть это псевдоним для контактов в Интернете – других вариантов на ум не приходит.
– Надо найти курьера, – сказал антиквар.
– Да – а как? Его телефон остался в мобильнике у Виркавса, наверное, а мобильник унесли. И в почтовик к Виркавсу меня никто не пустит – с его ноутбуком уже работают сыщики… Ой, я, кажется, знаю!
– Что ты знаешь, деточка?
– Этот курьер вез не только картины, но еще породистых кошек. Оцелотов?..
– Ничего себе породистая кошка! Деточка, сними
– Это же леопард… – глядя на картинку, растерянно сказала Тоня.
– Вот именно. Вряд ли такую зверюгу впустили в самолет.
– Но Виркавс сказал – породистые кошки.
– Может, не оцелот? Может, что-то другое? Похожее? – предположил Хинценберг.
– Я позвоню Кристинке, она помешана на кошках. У нее их штук пять или шесть, – в голосе Тони было недоумение пополам с легким презрением. Она не понимала, как можно держать в собственном доме такой вонючий зверинец. Видимо, кошки были виноваты, что Кристинка в двадцать четыре года еще не вышла замуж – так считала Тоня, забыв про свои двадцать шесть.
– Звони, деточка, – сказал Хинценберг. – Мне тоже интересно.
– Может, оцикет? – спросила Кристинка. – Есть такая порода! Они пятнистые, как маленькие леопарды. У нас их пока не разводят, но что привезли котят из Канады – это похоже на правду. Я узнаю…
– Спроси ее – как она думает, кому понадобились эти котята? – подсказал Хинценберг, а Тоня повторила вопрос.
– У нас в субботу выставка на Кипсале, я могу спросить. Мы там будем с Келли и Кертисом.
– С кем?
– Это мои бриташки. Братик и сестричка.
– А ты бы, деточка, сходила со своим мальчиком на кошачью выставку, – посоветовал Хинценберг, когда Тоня простилась с Кристиной. – На месте бы все и разузнала. Кстати… ты Саше пока ничего не говори. Вообще ничего. Скажи – работа пока побудет у меня, я ее кое-кому покажу. Он ведь хороший мальчик, он будет беспокоиться. Скажи – мы кулдигскую даму не обидим. Потом, может быть, даже возьмем у нее этот неприличный пейзаж. И больше ничего не говори.
Это был приказ.
Тоня все понимала. Хитрый старый антиквар сообразил, что картина – с подозрительной и любопытной историей. Даже если это дурная копия работы не менее скверной, но имеющей занятную биографию, ее судьба может сложиться очень даже неплохо. Главное – узнать, что такое прислал Батлер Виркавсу в обмен на два приличных пейзажа и один натюрморт тридцатых годов.
И догадаться, какие тайны скрывает надпись на «приапе»…
– Деточка, почему ты не носишь золота? – вдруг спросил Хинценберг.
– Наверное, потому, что у меня его нет.
– Я смотрю, у тебя серебряные колечки. Это для маленьких девочек, а ты уже скоро будешь замужней дамой. Дай-ка я сделаю тебе подарочек. Вот, принесли сегодня, велел Ирене взять, как чувствовал – пригодится. Совсем маленький изумрудик, но очень симпатичный. И пусть с моей легкой руки у тебя дома золото не переводится!
Своим подарком антиквар сильно озадачил эксперта.
У Тони было обостренное чувство художественного вкуса. Серебряные кольца, цепочка с медальоном (увы, пустым) и браслет были тщательно подобраны. А к золоту придется подбирать новые украшения, причем дорогие. И не носить кольцо нельзя – Хинценберг обидится.
– Ты
– Почему они должны были спрашивать?
Тоня рассказала, как объяснила свой визит к Виркавсу.
– Это очень хорошо, деточка. Умница! А этот следователь, как его?..
– Полищук.
– Что он за человек?
– Ну, обычный человек… Никакой, – определила Полищука Тоня.
– Каких он лет?
– Ему за тридцать. Может быть, уже сорок. Лицо обычное, глаза… глаза глубоко посажены… что еще? Рост – как у Саши.
– Совсем не произвел впечатления? – усмехнулся Хинценберг.
– Мне было не до впечатлений, господин Хинценберг.
– Еще бы. Не каждый день клиента убивают. Ну-ка, что у него там в галерее? После похорон можно будет потолковать с вдовой, найти покупателей, если ей это добро не требуется, а деньги нужны. Садись, записывай…
Отдав Хинценбергу список работ, Тоня позвонила Саше.
– Я освободилась, – сказала она.
– А я – нет. Меня Петракей опять припахал. Перевод ему срочно нужен. Ты насчет рамы договорилась?
– Насчет рамы? – Тоня вспомнила, как стояла в мастерской на улице Блауманя, как звонила оттуда Виркавсу. И осознала: Саша же еще не в курсе! Он понятия не имеет, что она вернулась к Белому озеру!..
Тоня задумалась: говорить или нет?
Ее отношение к Саше было отчасти материнским. Стройный, красивый, добрый и внимательный парень, не сумевший найти себе места в жизни и подвернувшийся под руку солидному человеку Петракею, выполняющий разнообразные, но какие-то несерьезные поручения; человек милый, но какой-то невзрослый… и так приятно было после нежности укладывать его голову себе на плечо…
Он должен был стать хорошим, ласковым, уживчивым мужем. Это она поняла сразу. Между Тоней и Сашей натянулись незримые ниточки взаимопонимания – она тоже была спокойна, покладиста, готова выслушать и понять. Что еще нужно?
– Договорилась, конечно. Слушай, я тут на кошачью выставку собралась. Не хочешь?
– Ты – на кошачью?
– А что?
– Ты же их не любишь.
– Вдруг захотелось. Кошки все-таки эстетичны. Давай, а?
– Это когда?
– Это в субботу.
– Ну… как карта ляжет…
Ему не хотелось. И ей без него не хотелось. Но Хинценберг просил об услуге. И она в конце концов не стала ссориться с Сашей из-за кошек и поехала на Кипсалу одна.
Кипсальский выставочный зал был огромен, но котоводы заняли только один его конец. За столами с клетками было что-то вроде кафешки – с картонными стаканчиками и тарелками, с дешевыми и сомнительными пирожками, с кофе, который не внушал доверия. Столики оккупировали мамы с малышами – почему малышей в таком количестве приводят туда, где они сразу начнут ныть и голосить «мама-купи-котика», Тоня не понимала. Она отыскала Кристинку, похвалила ее кругломордых бархатных бриташек, завела речь о породах, вспомнила про оцикетов, спросила, где их можно увидеть.