Число зверя, или Тайна кремлевского призрака
Шрифт:
— Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года? День начала второй мировой войны?
— Вторая мировая война началась намного раньше. Это день нападения фашистской Германии на Советский Союз. Меня же волнует, не связано ли это как-то с днем летнего равноденствия. Он должен быть где-то между двадцать вторым и двадцать четвертым числом. В этот день по старинным преданиям особенно оживляется нечистая сила. Происходят языческие и ведьмовские шабаши. Даже праздник есть такой — Ивана-купала. В Прибалтике он празднуется
— Ты хочешь сказать, что двадцать второго нас могут ожидать большие неприятности.
— Да куда уж больше той, что нам сегодня утром опять предстоит у начальства. Полазил бы ты в библиотеке, узнал, что сей день может нам готовить.
— Но это же бред.
— Бред? — Григорьев откинулся на спинку кресла и показал карандашом на лежащий на столе календарь с отмеченными на нем датами убийств. — А как тогда это называть?
— М-да, — задумчиво произнес Владимир. — А шестнадцатого — выборы.
— Да, выборы. Отыграются они на нас.
— Кстати, раз у нас все крутится вокруг числа шестьсот шестьдесят шесть, то я где-то читал, что страшный суд должен произойти шестого месяца, шестого дня, в шесть часов.
— Добавил бы еще и год, число которого заканчивается на шесть. Тысяча девятьсот девяносто шестой. Только не забудь, сегодня уже девятое число, через несколько минут будет десятое, шестого месяца. Хорошо, что ты об этом раньше не вспомнил и не раструбил по всему отделу, а то бы вся Москва уже ждала судного дня, а количество преступлений и работы у нас подскочило раз в десять.
— А, может, имеется в виду любое число в котором есть шестерка? Шестнадцатое, например. Как раз в момент выборов. Самое то! Или что-нибудь по старому стилю?
— О, Боже! — Старший следователь вцепился обеими руками в волосы. — Иди к черту, не морочь мне голову. Она и без твоих страшилок скоро треснет.
— Уже двенадцать. Пойдемте-ка лучше домой, — сказал, вставая, помощник следователя. — Метро закроют.
— Вот точно, — иди, — махнул рукой Григорьев. — Небось, жена уже заждалась. А я еще посижу, подумаю. Хочу сегодня проехаться с патрулем.
— Вы уже неделю дома не были и не спали нормально.
— Все, проваливай, и не учи меня жить. Спокойной ночи.
Марина давно заметила эту стоявшую возле бровки тротуара машину, за рулем которой сидел куривший мужчина, наблюдавший за прохаживающимися перед освещенными окнами ночного ресторана женщинами. Теперь, краем глаза, она сама следила за ним. Вполне возможно, это как раз был ее единственный клиент. Наконец, мужчина отшвырнул щелчком из приоткрытого окна очередной окурок, вышел из машины и направился прямиком к Марине.
Она хоть и шептала про себя, чтобы он выбрал только ее, но все же немного растерялась. Пока он шел, она постаралась как-то собраться, дабы встретить его соответствующе и, не дай Бог, отпугнуть.
— Вы свободны? — спросил мужчина. — Можно вас ангажировать?
— Как вы думаете, для чего еще я здесь стою? — Слегка снисходительно улыбнулась Марина.
Они направились к машине. Мужчина распахнул переднюю правую дверь и сказал:
— Прошу.
— Я сяду сзади. Терпеть не могу сидеть на переднем сиденье.
Мужчина открыл перед ней заднюю дверь, затем сел за руль.
— Меня зовут Николай.
— Далеко ехать? — спросила Федорова, сделав вид, что не поняла намека мужчины, поближе познакомиться и узнать ее имя.
— Нет, здесь рядом, — не оборачиваясь сказал Николай.
Что-то насторожило Марину в поведении мужчины и она, стараясь сделать это незаметно, открыла свою сумочку и достала баллончик со слезоточивым газом.
Николай заметил ее движение и улыбнулся в зеркало заднего вида.
До дома к которому подвез Федорову ее спутник было не так уж близко.
Первым порывом у Марины было отказаться от визита на квартиру, но затем она вспомнила о своей убитой подруге, и отбросив всякие сомнения, вышла из машины. Они поднялись на пятый этаж огромного, сталинского дома.
Николай открыл массивную металлическую дверь, включил свет в прихожей и сделал приглашающий жест:
— Прошу в мое скромное убежище.
Огромная квартира была обставлена прекрасной антикварной мебелью. Вдоль всей стены большого коридора стояли высокие, до самого потолка застекленные стеллажи, забитые редкими книгами. На стенах висели картины старых мастеров в массивных золоченых рамах.
Марина с неподдельным восхищением огляделась вокруг и сказала:
— Неплохая обстановка. Целый музей. Вы здесь одни живете?
— Нет, жена уехала в отпуск. Это ее квартира. Она родственница одного из наших бывших коммунистических лидеров. Садитесь. Желаете что-нибудь перекусить или выпить?
— С удовольствием.
— В таком случае я пошел на кухню.
— Давайте я вам помогу.
Помощи как таковой Николаю не понадобилось, со всем он справился сам. На его большой, обставленной дорогой современной мебелью кухне все было механизировано. Стояла даже электрическая хлеборезка и приспособление для открывания бутылок и консервных банок.
Минут через семь они уже сидели на угловом диванчике за столом, на котором стояла бутылка вермута и легкие закуски. Николай рассказывал ей один за другим какие-то веселые анекдоты, а Федорова без удержу смеялась, правда, ни на миг не забывая и о своем основном «задании».
Уже под конец их ленча Николай взял руку Марины, поцеловал ее и сказал:
— Большое спасибо за то, что ты согласилась разделить со мной этот поздний ужин или ранний завтрак. В последнее время я что-то слишком тяжело стал переживать одиночество. Старею.